Скорее, даже наоборот: Георгий казался более властным и требовательным, чем игумен. С мальчиком он обращался строго. Тот приходил с работ таким усталым, что после вечерней службы сразу падал в кровать и просыпался под утро в той же позе, в какой лег.
Всем своим детским сердцем он прилепился к отцу Иоанну. Но и отца Георгия любил, никогда на него не обижался.
Однажды за ужином отец Иоанн рассказал ему свою историю. Он родился задолго до революции и еще совсем молодым уехал на Афон. Там он жил в скиту Иоанна Богослова, где в то время было около сорока грузинских монахов. Еще несколько грузин оставалось в Иверском монастыре, но в основном там жили греки.
Когда Афон из-под власти Турции перешел под власть Греции, оттуда начали потихоньку выгонять не-греков. Отцу Иоанну с другими монахами из Грузии пришлось покинуть Святую Гору и вернуться на родину. Здесь они разошлись по разным монастырям. Отец Иоанн попал в Бетанию.
Как-то раз в монастырь пришли чекисты и сказали, что отца Иоанна и другого монаха, который с ним жил, срочно вызывают в город. Вывели монахов из монастыря, а сами пошли за ними. Когда отошли на несколько сот метров от монастыря, чекисты выстрелили в монахов. Оба упали. Чекисты сбросили тела в овраг и ушли.
Но монахи выжили. У отца Иоанна пуля прошла через правую сторону груди и вышла наружу, а другому монаху пуля попала в голову, но не задела мозг. О случившемся узнали некоторые друзья монастыря в Тбилиси. Они пришли, нашли истекающих кровью монахов и отвезли их в Самтавро. Там матушки выходили обоих. Второй монах впоследствии покинул Бетанию, а отец Иоанн остался и стал игуменом.
Потом сюда пришел Георгий, и они зажили вдвоем. Георгий, в прошлом учившийся в кадетском корпусе в Санкт-Петербурге, оказался добрым помощником. Помимо работ по хозяйству, он еще привел в порядок монастырскую библиотеку: подклеил и отреставрировал старинные книги, расставил их по полкам.
Годердзи очень хотелось познакомиться с этими книгами, но времени на чтение совершенно не оставалось: службы и хозяйственные работы полностью занимали весь день.
Прошло две недели, зима вступила в свои права, все окрестные горы завалило снегом. Годердзи втянулся в ритм монастырской жизни. Он надеялся, по крайней мере, перезимовать в Бетании, а если Богу будет угодно, то и остаться здесь навсегда.
Но оказалось, что и тут нельзя долго задерживаться. Однажды после вечерни отец Георгий сказал ему:
— Годердзи, мы тут оба с отцом Иоанном на полулегальном положении. Тебе только двенадцать лет. Приходи, когда исполнится восемнадцать. А пока возвращайся к матери, она ждет тебя.
Всю ночь он проплакал. Наутро, после службы, отец Георгий предложил показать ему большой храм. Взял связку ключей и с грохотом отворил двери.
Внутри было холодно и сумрачно. Все стены покрыты росписями, которые где-то сохранились полностью, где-то частями.
— Смотри, Годердзи, — сказал отец Георгий, указывая на полукруглую стену над алтарем, — там наверху находился образ Спасителя, но от него почти ничего не осталось. А это, — он показал на следующий ряд, — пророки, которые предсказывали пришествие Спасителя. Под ними — апостолы. А еще ниже святители Иоанн Златоуст и Василий Великий, которые составили текст Литургии. А вот четыре евангелиста — Матфей, Марк, Лука, Иоанн.
Мальчик смотрел, как зачарованный. Монах повел его дальше, показывал ему образы святых, рассказывал о некоторых из них.
Годердзи не хотелось уходить, но он понимал, что не надо ждать, пока второй раз скажут. Он поблагодарил отца Георгия и направился к выходу.
Снаружи стоял отец Иоанн. Он сказал ему:
— Мы будем ждать тебя, Годердзи. Подрастешь — возвращайся.
Слезы подступили к горлу мальчика. Он молча поцеловал руку отца Иоанна, потом отца Георгия.
— Я тебе там кое-что положил в сумку, — сказал отец Иоанн, провожая его до ворот монастыря. — Потом посмотришь.
Годердзи пошел, не оборачиваясь. Он плакал и не хотел, чтобы монахи это видели. Обернулся, только когда прошел достаточное расстояние. Два старца все еще стояли у ворот и смотрели ему вслед.
Остановился он на том же перевале, где ночевал по дороге в Бетанию. Здесь заглянул в сумку. Туда отец Иоанн положил два батона белого монастырского хлеба, сыр, свежие огурцы, а еще книжку, завернутую в бумагу. Развернув, Годердзи прочитал: «Преподобный Исаак Сирин. Слова подвижнические».
* * *
Спустя пару месяцев, когда началась весна, мальчик вернулся домой. Мать встретила его ласково, ни в чем не винила. Сказала, что не будет мешать ему жить так, как он хочет. Только просила больше не уходить из дома.
Год спустя он окончил шестой класс и больше не стал учиться: помогал матери, которая работала на мясокомбинате. А после войны помогал отчиму на пекарне.
К тому времени, когда отчим умер, Мишико отбывал тюремный срок. Осудили его за хищение в особо крупных размерах. В тюрьме он заболел туберкулезом и умер в тридцать с небольшим.
Годердзи отслужил три года в армии, вернулся в родной дом. После демобилизации ему поставили психиатрический диагноз за то, что он, будучи в армии, все время говорил о Боге и ангелах. «Психопатическая личность, склонная к шизофрении», — таков был приговор врачей.
Несмотря на это, по благословению Грузинского Патриарха он стал дьяконом, постригся в монахи с именем Гавриил и вскоре стал священником. Но душа его не лежала к служению на приходе. Он хотел жить в монастыре. Все эти годы он не расставался с книгой Исаака Сирина.
Если нападало уныние и молиться не хотелось, он открывал книгу и читал: «Когда случится, что душа твоя внутренне облекается тьмой — а это естественно для чина безмолвия — и, подобно тому, как солнечные лучи закрываются от земли облачной мглой, душа на некоторое время лишается духовного утешения и света благодати по причине осеняющего душу облака страстей, и несколько умаляется в душе твоей радостотворная сила, и ум осеняет необычная мгла, ты не смущайся умом и не подавай руку отчаянию. Но терпи, читай книги учителей, принуждай себя к молитве и жди помощи. Она придет скоро, без твоего ведома».
Но бывали дни, когда уныние не отступало, и тогда он следовал другому совету преподобного Исаака: «Если не имеешь ты силы совладать с собой и пасть на лицо свое в молитве, накрой голову мантией своей и спи, пока не пройдет для тебя этот час омрачения; только не выходи из кельи своей. Этому искушению подвергаются более всего желающие проводить жизнь умственную и в шествии своем взыскующие утешения веры».
* * *
Официально действующих
