– Я там раньше работал. Я хорошо знаю территорию гыданского фармазавода «Росиноваций» – подкатывает ко мне лысеющий инцел с носом-картошкой.
– Дай-ка угадаю… Работал охранником? – презрительно спрашиваю я.
Плешивый многозначительно кивает. Один из ученых заискивающе смеется над моей фразой, хотя я не сказала ничего смешного. Я резко отворачиваюсь от них к экрану рейсов, облокотившись на ручку неудобного кресла и оттянув щеку кулаком.
В самолете листаю унылый журнал авиакомпании. При неосторожном нажатии на курносое лицо чиновника текст немедленно всплывает комиксовым облачком:
– Как отметила председатель ООН Грета Тунберг, программа по полному уничтожению коров в концентрационных лагерях близится к успешному завершению. С момента старта программы в странах ЕС выбросы метана сократились на 70%. В нашей статье производители рапсового масла и псевдомяса обсудят тенденции на рынке…
Поспешно перелистываю страницу.
Улетевший далеко на север самолет преодолевает облака и вид бескрайней снежной пустыни вызывает у меня восхищение. Как холодно, как пустынно в этих белых, ярко сверкающих просторах! Веселье никогда и не заглядывало сюда! Холодно, пустынно, мертво, свежо. Гало вспыхивает и горит так правильно, что можно с точностью рассчитать, в какую минуту свет усилится и в какую ослабеет. Ослепительное, непобедимое солнце озаряет этот прекрасный край. Я вижу трубы и бесконечные квадратные корпуса автоматических фабрик, бараки охраны. Самолет снижается.
В аэропорту перед зоной выдачи багажа охранник, важный как индюк, говорит тонким пискливым голосом:
– Предъявите ваши документы.
– Мультипаспорт, – говорю я. – Когда я уже встречу своего Корбена…
Ученые шутят про Руби Рода, но я не поддерживаю шутку. Получаю свой багаж. Надеваю солнцезащитные очки и капюшон. Мы садимся в голубой вездеход с большими колесами, петляющий между корпусов автоматических фабрик. Солнце заходит.
Вездеход выезжает на широкую дорогу, едет уже 30 минут и меня клонит ко сну. Я откидываю голову назад и зажмуриваю глаза, когда резкий удар с противоположного борта машины прикладывает меня к окну напротив, я больно бьюсь лбом в стекло и чувствую, как навалилась на окно всем телом, а сидевший рядом ученый – на меня, и вместо огоньков за окном – непроглядная темнота. Шокированная, я понимаю, что машина завалилась набок.
– Слезь с меня! – резко говорю я ученому. Спереди слышна громкая ругань водителя. Я пячусь задом и приподнимаю голову над сиденьем, помятые и испуганные ученые пытаются встать.
– Командир! Нас сдуло или че?
– Какое сдуло, удар был! – орет водитель, пытаясь отстегнуть ремень безопасности.
Еще один удар в днище лежащей на боку машины снова кидает всех вправо – я налетаю на ученого и он врезается головой в потолок, ставший бортом.
– Нас хотят убить! Покушение! Террористы! – вопит водитель. – Звони в Центр блять! Живо звони! – он наконец справляется с защелкой ремня и грузно валится на бок.
Изумленный охранник вытаскивает рацию. Его руки трясутся, дрожащими пальцами, не попадая в единственную кнопку с первого раза, он включает рацию и начинает верещать о том, что на нас напали террористы. Шуршание. Короткий писк.
– Не поняли, а вы кто. Где напали? Кто? На кого? Ничего не поняли, – говорит рация.
– Ты дебил сука! Дай мне, – водитель вырывает у охранника рацию и машину таранят снова. На этот раз я держусь руками за потолок, поэтому меня не бросает вбок. Все, кроме охранника, сообразили сделать также.
– ТРЭКОЛ номер 21к3442, – диктует водитель. – На 48-м километре к фармазаводам, прием!
Пшш. Треск:
– А что у вас случилось? Это служба охраны «Росинноваций». Прием, – пшш.
– Нас таранят! Мы перевернулись! Кто-то врезается в нас!
Треск чуть дольше обычного:
– Повторите номер транспорта.
– ТРЭКОЛ номер два-один-ка-три-тыщи-четыреста-сорок-два, спасайте нас блять, – ревет водитель.
Нас пока не таранят. Испуганная и притихшая, я нахожу свой чемодан. Снова писк и треск. К рации присоединяется другой голос:
– Сука, не спи! Эта машина проекта! Она с объектом! В трэколе, слышите меня? Мы направили охрану! Не выходите из транспорта. Что? Что? – голос спорит с кем-то. – Нет! Нет! Не выходите из машины! Уезжайте оттуда! Сейчас! Прием!
– Как мы уедем!? Мы перевернуты!
Пшш:
– Повторяю, не выходите из транспорта, – чуть более спокойным голосом. Пшшш. – Ждите помощи. Прием.
Замок на задней двери взрывается. Порыв ледяного ветра врывается в вездеход. Тотчас же новый удар – сильнее предыдущего, машину сбрасывают с накатанной дороги. Чувствую отвратительный биологический запах.
– Метан прет! Бак пробило! Щас рванет! Вон из машины! – водитель опять соображает быстрее остальных моих спутников.
Я успеваю схватить свой чемодан и первой выпрыгиваю из машины – очень кстати, потому что следующий удар грузовика, который все это время нас таранил, превращает ТРЭКОЛ в пылающий факел. Прямо как в кино, да? Машина обязательно должна взорваться.
Запнувшись, я падаю в снег. Огромный КАМАЗ с ревом буксует, пытаясь развернуться и раздавить меня. Сжимая ручку чемодана, я смотрю на отблески пламени, пляшущие на снегу. Я настолько ошарашена, что не вижу и не слышу снегоход, подъехавший ко мне со спины.
– Жить хочешь, – голос человека на снегоходе едва слышен за ревом мотора и шумом ветра. – Жить хочешь?! Идем со мной, если хочешь жить! – мне слышится как «шить». Водитель снегохода тянет ко мне руку, я не могу дотянуться.
Времени думать у меня нет. Я выползаю из сугроба, с трудом переставляя ноги в глубоком снегу, делаю несколько шагов и сажусь на снегоход. Водитель сует мне в руки шлем и я с трудом надеваю его, жалею что волосы слипнутся и наэлектризуются. Цепляюсь за ручки сзади. Снегоход с ревом несется, я пытаюсь разглядеть что-то впереди, но вижу только пургу. Я вспоминаю про свой чемодан, что остался в снегу и ору пилоту вернуться за ним, но он не слышит.
Невыносимо холодно – зуб на зуб не попадает. Холод тут же проникает под пуховик. Малейшая щель в одежде – точка, в которой холод режет как скальпелем, вонзается острейшей иглой, волны онемения от которой распространяются по всему телу. Оглядываясь, я вижу, как за нами мелькают огоньки, которые то скрываются за пеленой метели, то снова появляются – и они все ближе. Мимо меня пролетает что-то серое, еще одно – с другой стороны. Пилот делает резкий вираж и я едва не падаю со снегохода. Еще и еще. Мы взлетаем на холм, с которого я успеваю оглядеться по сторонам. За нами несутся три снегохода. Люди на них целятся в нас из каких-то пушек с широкими дулами. Из них вылетает что-то серое, на лету распускаясь как цветок – я понимаю, что это сеть. Мимо.
