class="p1">Ключ не выбирает, какие двери открывать. Он, если присмотреться, просто орудие в руках…
И мне было очень, почти до слёз жаль её.
Я знаю, она до последнего искала выход из того угла, в который себя загнала.
Я рад, что она больше этого не помнит.
— Что же, в целом, тут мне всё понятно, — вздохнул я. — Ещё вопрос: почему?
— Звучит очень обобщённо.
— Ну сам понимаешь, у меня на самом деле много вопросов.
— Как и всегда… давай тогда три, что ли. Извини, но я не готов отвечать на бессмысленные вопросы, учитывая, что ты всё забудешь к утру.
Разная бывает память.
— Разная бывает память. Ну хорошо, три вопроса. Почему всё это время ты был так добр ко мне? Почему я забываю обо всём каждый раз? Почему ты хочешь быть человеком?
Иво улыбнулся и одним глотком допил содержимое своего бокала.
Я к своему, во избежание, не притрагивался.
— Почему был так добр? Изначально это была игра, потом… Знаешь, я наблюдал за тобой в том подвале.
— О да. Я знаю.
— Но не мог спасти тебя. Ты не пускал меня. Я смотрел, и для меня стало шоком, как легко люди ломаются.
— О. Это расстроило тебя?
— Конечно! В тебя столько всего было вложено, и тут такое… После того, как тебя получилось вытащить, я начал к тебе испытывать… Ну вот что люди чувствуют по отношению к тупым, но хрупким питомцам, которые к тому же мелодично мурчат?
— Очень мило.
— Ты спросил. Так оно и было… А потом ты начал создавать свой мир фей. И всё стало в разы сложнее.
Ещё бы оно не стало.
Для меня тоже всё усложнилось, если хочешь знать. Ты даже не представляешь сам, наверное, насколько.
— И последний вопрос. Нет, я не хочу быть человеком! Гадость какая… Но я хочу иметь возможность пожить среди людей, разбить запреты, которыми мы, фейри, окружены. Хочу увидеть мир железа, который построили люди. Знаешь, когда я впервые приехал с тобой в большой город, вся моя сущность горела и корчилась, но всё, что я мог — стоять и смотреть на это сияние… Оно прекрасно. Вам, людям, доступно железо и искусство, потому что вы живы… Ваш мир постоянно меняется, когда наш практически неизменен. И это ужасно, но и прекрасно тоже. Мне любопытно увидеть всё, что вы создали. Это страшно и уродливо, но… потрясающе любопытно.
Я понимающе улыбнулся.
Значит, мы в конечном итоге очень похожи. Хотя кто бы сомневался. Значит, ты тоже не хотел играть по правилам…
— Мы есть, но нас нет, — продолжил Иво. — Мы можем измениться, обрести форму, лицо, но это всё не до конца, не вполне, на очень короткий срок, между жизнью и смертью… Для остального же нужен ключ. Правильный ключ. И такой очень сложно заполучить себе в личное пользование.
— И это, я так понимаю, ответ на вопрос “Почему я забываю?”
— Именно, — развёл руками Иво. — Прости, но ты не должен считать нас реальными.
…если разобраться, только орудие…
— Я не хочу забывать, — я всю жизнь искал чудо, которое всегда было в шаге от меня.
Я всю жизнь искал подтверждение того, что есть что-то, кроме.
Я не отпущу его так легко.
В эти игры могут играть и двое, врагмойдругмой.
— Я не собираюсь спрашивать, — сказал Иво. — Ты выпьешь мёд и уснёшь. А когда проснёшься, всё это станет просто одним из смутных, забытых снов.
— Я не стану пить.
— Ты выпьешь.
— Ну так заставь меня! — я вскочил на ноги.
— Ну, если ты настаиваешь…
Иво скользнул вперёд, грациозный и стремительный, как положено созданию, сотканному из тумана и магии. Заворчали гончие, скаля клыки, и хватка плюща усилилась…
Я вытащил руку из кармана, держа старый ключ прямо перед собой.
Они шарахнулись в стороны: бабуля, надо отдать ей должное, знала своё дело…
Иво, впрочем, не отошёл далеко.
— Хорошее железо, — сказал он, — по всем правилам зачарованное. Прямое прикосновение к такому может меня уничтожить.
И шагнул вперёд.
Твою мать, Иво! Мы что, правда будем тут играть в падение-на-доверие?!
— Я не хочу тебя уничтожать.
О его улыбку можно было порезаться.
— А сможешь?
Ключ — это, если разобраться, просто орудие.
Он ничто, если открывать нечего.
Он ничто — без того, кто его держит.
Я пятился, пока не врезался спиной в стену.
Иво приближался, пока ключ не нагрелся в моих руках, пока из его глаз не потекла кровь.
Синяя, как чернила…
Я отшвырнул ключ в сторону.
— Так я и думал, — сказал Иво. — А теперь — пей.
И я, покорный, как кукла, шагнул к столу.
Я проснулся с очень тяжёлой головой.
Моё типичное утро после Хэллоуина, привет! Я простонал, с усилием растёр лицо и некоторое время просто полежал в кровати, пытаясь уложить разбегающиеся мысли.
Ладно.
Ладно.
Отклеившись от кровати с третьей попытки, я сполз на первый этаж, где в уютной гостинной у уже разведённого камина сидел Иво с двумя огромными кофейными кружками.
— И как оно? — спросил он.
— Как всегда, после Хэллоуина, — вздохнул я. — Одна радость: удалось утрясти в голове сюжет. Вчера никак не мог начать — не знал, какие слова должны быть первыми.
— Теперь знаешь?
В эту игру могут играть двое.
— Теперь — знаю.
— Расскажешь?
— Секрет.
— Ну расскажи-и! — заканючил Иво. — Тогда и я с тобой, так и быть, новостями поделюсь.
— И что за новости?
— Ты помнишь, мы вчера говорили о Джеколсоне?
— Такое забудешь. И?
— Говоря о карме: этот скользкий хмырь вчера попал в аварию. Олень под колеса выскочил или что-то в этом роде, я не вникал.
— Неожиданно…
Ожидаемо. И слишком прямолинейно. Как тебе не стыдно? Всё настолько в лоб… Не разочаровывай меня, будь добр.
— И как он?
— В больнице. Врачи вроде дают нормальный прогноз, но мы его ещё долго не увидим.
— А кого увидим?
— Эллори Эдвардс.
Сладка, как ежевика, колюча…
— И, если спросишь меня, это хорошая новость… — продолжил Иво. — Кстати, они с этой твоей Бри вроде собираются заключить контракт. Думаю, это будет очень плодотворное сотрудничество.
Я поморщился и потёр лоб.
— Что, голова болит? — уточнил Иво сочувствующе.
— Ага, — вздохнул я. — Но это ничего, это — моё типичное для Хэллоуина состояние. Пойду что ли писать…
— А ты сможешь? — нахмурился Иво. — Тебе бы, может, таблеточку?
Я только отмахнулся.
— Поболит и пройдёт, от похмелья ещё никто не умирал. Пойду поработаю; ты знаешь, нигде мне не работается так хорошо и легко, как в доме-в-лесу.
Иво понимающе улыбнулся.
Мы возвращались обратно.
Я
