“That being rich in the open, we should be strong in the close —
“And the Gods would sell us a cunning for the day that we met our foes.
“This was the work of wizards, but not with our foe they bide,
“In our own camp we took them, and their names are Sloth and Pride.
“Our pride was before the battle, our sloth ere we lifted spear:
“But hid in the heart of the people, as the fever hides in the mere:
“Waiting only the war-game, the heat of the strife to rise
“As the ague fumes round Oxeney when the rotting reed-bed dries.
“But now we are purged of that fever — cleansed by the letting of blood,
“Something leaner of body — something keener of mood.
“And the men new — freed from the levies return to the fields again,
“Matching a hundred battles, cottar and lord and thane;
“And they talk loud in the temples where the ancient war-gods are;
“They thumb and mock and belittle the holy harness of war.
“They jest at the sacred chariots, the robes and the gilded staff.
“These things fill them with laughter, they lean on their spears and laugh.
“The men grown old in the war-game, hither and thither they range —
“And scorn and laughter together are sire and dam of change;
“And change may be good or evil — but we know not what it will bring;
“Therefore our King must teach us. That is thy task, O King!”
1902
Enlarged from “Traffics and Discoveries”
ЗАДАНИЕ КОРОЛЮ
В то время, когда от великого Рима осталось названье одно,
И ещё не пришёл святой Уилфрид, и в душах было темно,
На юге — так в древних сказаниях пелось, — где земель британских предел,
Страной между Белой Скалой и Лесом саксонский король владел.
Стойкими — от батрака и до лорда — были люди его страны:
Им нипочём были вражьи дубины, меч и копьё не страшны;
Были они своенравны, мятежны, их норов был непримирим,
Они, словно вепри Андредских лесов, шли упрямо путём своим.
Они на Совете творили закон, что был справедлив и суров:
О штрафах и пенях, земле и лесах, о правах владельцев коров,
О ёмкостях бочек, о рынках скота и о том, где пасти стада,
О налогах на брамберских лошадей и на гастингские суда.
На могилах друидов, у римских развалин тогда созидали они
Грубо, но прочно основу того, что пришло в грядущие дни.
После римского века — и до того, как норманн явился, жесток, —
Грубо, но славно творили они грядущей Державы исток.
Грубо, но верно трудились они, и труд их дошёл до нас:
Мы видим следы их плугов запряжных на пашнях своих и сейчас…
…Вторгся из Хэмтона некий король и осадил Босенхэм,
В Юсе он устроил резню, а Льюс был сожжён совсем;
Он ударил, пока их Совет заседал, — ударил, жесток и скор,
И флот его в Селси был собран уже — а они только шли к Сайменс-Ор.
Шагала беспечно сквозь топи и лес на битву саксонская рать,
Но жёлуди трижды созрели, пока чужаков сумели изгнать.
Трижды рубили буковый лес, возжигался майский костёр,
И солились трижды туши коров, пока не закончился спор.
Захватчик из Хэмтона изгнан был, в Босенхэме разгромлен он,
И даже прежних своих земель до Уилтона был лишён.
Форты Джиллинг, и Бэйсинг, и Элресфорд в тех землях возведены;
Но саксы — от лорда и до батрака — были разъярены.
Им досаждали игры с врагом, что цапнет — и был таков,
И волчьи уловки его, и прыть, и хватка волчьих зубов.
Было стыдно за то, что их копья слабы и что воины — тоже слабы,
За неуклюжесть засад и осад, бестолковость своей борьбы.
На рынках, в тавернах, у очага, где бы речь ни зашла про войну —
Они стыдились былой похвальбы, понимая свою вину.
И, напившись, одни отрицали всё, а другие смиряли порыв;
Но, однако, свой грех признавали все, после гнева слегка поостыв.
Потому пришли они на Совет и вину принесли свою,
И так же сомкнули свои грехи, как щиты смыкали в бою
(И это — так в древних сказаниях пелось — обычай саксов во всём).
Сначала в Совете держали речь, говорили затем с королём:
«Эдуард, король саксов, ведаешь ты, и ведал доселе твой род:
Едины в убытках и в барышах король и его народ.
Сочтём же доходы. Смогли превозмочь мы в битве безумца-врага,
Но было смятение в нас велико, война была слишком долга.
Сочтём же убытки. Мешали нам чародеи к победе прийти;
Нас с толку сбивала, наверно, волшба, нас чары сбивали с пути.
Мы шли на битву дорогой прямой по давно нам известной стране,
Но кто-то зрение нам затемнил, и мы бились, словно во сне, —
Вздымали, с трудом продирая глаза, тяжесть своих мечей,
И наши удары сыпались зря — мимо цели своей.
То, что мы видели, — было обман; нас храбрыми делала ложь
О том, что надо держать при себе то, что никак не возьмёшь,
О том, что меч нам силу даёт, а щит защищает нас —
Пускай они, поднятые с земли, в руках твоих только час;
О том, что сильный в открытом бою — будет и в ближнем герой,
О том, что уменье нам боги дадут, когда мы выйдем на бой.
То было по воле злых колдунов — но совсем не вражья вина;
Наши врождённые Леность и Спесь — вот тех колдунов имена.
Спесь наша прежде боёв родилась, прежде зова «к оружию!» — лень:
Они, словно хвори, скрывались в сердцах — и явились в назначенный день,
Ожидавшие только военных забав, пыла
