Для Криспи приоритетной была перспектива колониальной экспансии, возможная только при прочной позиции на шахматной доске международных альянсов. За это он осуждал ирредентизм как «самую губительную ошибку в Италии»[80], ведущую к национальной изоляции и, следовательно, к неспособности проводить наступательную внешнюю политику. Поэтому Италии нужно было думать не столько о Тренто и Триесте, сколько об Африке. Но даже частично скрытая, ирредентистская традиция все-таки сохранилась в залах заседаний парламента и за их пределами, готовая к тому, чтобы в конце XIX в. закрепиться на новой карте итальянского национализма, который, забыв унижение, перенесенное в Адуа[81], предвещал новую славу стране благодаря грядущим завоеваниям[82].
Если в королевстве жажда «неосвобожденных земель» не может быть определена как единодушная и неоспоримая, то среди политических сил итальянцев в Австрии, ирредентистская перспектива оказалась далека от преобладания. Доминировали более реалистичные взгляды, которые развивались в двух взаимодополняющих направлениях. С культурной стороны усилия были направлены на укрепление национальных особенностей итальянских территорий посредством развития культурных объединений, защиты итальянских школ, поддержки патриотических объединений. Требования на политико-институциональном фронте также были направлены на национальную консолидацию и, учитывая разнообразие контекстов, принимали разные черты между Тренто и Триестом. Лишь немногие активисты действовали, имея в качестве своей единственной цели общую программу смены суверенитета, в то время как для большинства ирредентистский вариант понимался как утверждение принципа, более идеального, чем реальная политическая перспектива: ирредентизма следовало придерживаться путем укрепления своего языкового сообщества.
Для правящего класса Трентино борьба с централизмом Инсбрука не влекла за собой механического принятия перспективы территориального отделения. В последние десятилетия XIX в. об этом думала только часть национал-либералов, убежденных сторонников необходимости полного и абсолютного совпадения государства и нации. Позиция католиков была совершенно иной, в соответствии с которой представлялось возможным адекватно защищать национальные особенности жителей Трентино через широкие формы необходимой автономии. Альчиде Дегаспери[83], крупный представитель католиков Трентино, назвал это «позитивным национальным сознанием», — отношением, которое уклонялось от крайних позиций и вело к тому, чтобы посвятить себя культурной, но также экономической и социальной защите итальянцев, не ставя под сомнение принадлежность к Австро-Венгерской империи[84].
Такой способ понимания национальной принадлежности делал акцент на усилении итальянского самосознания народа, не предлагая столкновение, оппозицию, войну. Приоритетом оставалась религиозная сфера, где Австро-Венгерская империя давала большие гарантии, чем светская и либеральная Италия, не желая дестабилизацию через раздражение национальных чувств. По словам Дегаспери, нужно было быть «сначала католиками, а затем итальянцами, а итальянцами — только там, где заканчивается католицизм»[85]. Схожие позиции населения Приморья, сильные в сельской местности и почти отсутствующие в Триесте, свидетельствовали о консервативных и лояльных чувствах по отношению к империи, а также о центральной роли в ту эпоху Церкви и религии[86].
Такие заявления, какие делал Дегаспери, вызвали возмущенную реакцию либеральных ирредентистских кругов Трентино, считавших клерикалов «австрофилами», чуждыми национальному духу. Этот дух однако выказали социалисты Трентино, по национальному вопросу выстроившие отношения сотрудничества с либералами. Под руководством Чезаре Баттисти, чувствительного к призывам Рисорджименто, Социалистическая партия Трентино поддерживала требования об автономии с отделением от Тироля, проявляя растущие национальные устремления. Отсталая экономическая структура Трентино не стимулировала политический подход, ориентированный на классовую борьбу, а невыгодное положение италоязычных тирольцев вело к патриотическим призывам. Таким образом, трентинский социализм отвечал потребностям рабочего и ремесленного классов, чувствительных к темам противостояния между итальянцами и немцами в Тироле[87]. На рубеже XIX–XX вв. при обострении национального столкновения, вдохновленного Баттисти, социалисты из Трентино всё чаще оказывались бок о бок с либералами, чтобы с полемической энергией обновить лозунги ирредентизма, питаемые мадзинистскими и антигабсбургскими идеями.
Пока избирательная система оставалась привязанной к высокому уровню избирательного ценза, либеральная партия полностью выражала политическое представительство Трентино, покоряя все избирательные округа, не только городские округа Тренто и Роверето, но и сельские. Избирательная реформа 1896 г. положила конец этому политическому превосходству, оставив либералам господство в городах и открыв путь к полной гегемонии католиков в сельской местности и в альпийских муниципалитетах. Распространялось кооперативное и «белое»[88] профсоюзное движение, способное вовлекать всё более широкие сельские массы. Всеобщее избирательное право для мужчин, введенное по случаю политических выборов 1907 г., окончательно прояснило реальные отношения власти с населением: власть при этих обстоятельствах получила 70 % голосов, остальное оставив либералам и социалистам, которые соперничали за голоса в городах без успеха в подрыве католического господства в сельских избирательных округах.
