мой,
Выше голову,
видишь: мой клен
Не тоскует о дне безвозвратном,
А к зиме приготовился он!
Хлеб да соль
Как промокшая ворона,
В самый проливень дождя.
– Хлеб да соль, – сказал я скромно,
Тихо в дверь твою входя.
С горьким привкусом печали
Мне ответила она:
– Хлеб мы вместе растеряли,
Соль проплакала одна.
Здесь, смотрю, меня не ждали,
А хотелось мне к теплу.
Капли дождика стучали
По холодному стеклу.
У нее глаза влажнеют:
– Жить полегче бы вдвоем.
– Хлеб да соль! – всего важнее,
Остальное наживем.
– Не серчай, не бей посуду,
Уговор у нас такой:
Хлеб тебе я раздобуду,
Соль придет сама собой.
В больнице
Вдруг приболел… температурю,
Таблетки пью, какой-то гель,
Я ожидал крутую бурю,
А оказалось – лег в постель.
Беспечен я… тепло и тихо,
Лежу в больнице недвижим,
Оптимистически врачиха
В постельный загнала режим.
А мне ль сегодня до постели,
Когда меня туда влечет,
Где шалобродствуют метели
И жизнь безудержно течет.
Невмоготу душе в больнице,
Ей мнятся всполохи огня.
Шепчу просительно:
– Сестрица, Скорее вылечи меня.
Мне надо на простор, на воздух,
Работать, действовать, дышать,
Не только хапать с неба звезды,
Но и уметь их зажигать.
Уж лучше молнии и бури,
Родные всполохи зарниц.
Мне при любой температуре
Невыносим покой больниц.
И так хотелось, чтоб от века
Людей не трогала беда
И чтоб над каждым человеком
Светилась добрая звезда.
На Канарах
Вышколен, в рубашке беж,
Шляпа с перебором,
Уезжаю за рубеж
Отдохнуть с фурором.
На Канарских островах
Весело и круто,
Здесь разбита в пух и прах
Каждая минута.
Вот бегом бегу на пляж,
Напрямик, без крюка.
Здесь такая всюду блажь
И такая скука.
Два мороженых купил…
Взяв ее под локоть,
Я красотку угостил
Черную, как деготь.
И такие же глаза
Сумеречней ночи,
А сама, как стрекоза,
Как лоза, короче.
Шум прибоя, пляж, уют…
Хороши Канары!
Вдоль по берегу идут
Страждущие пары.
Что-то, думаю, не то, -
Думаю невольно.
Цирк, арена, шапито,
А не отдых вольный.
То ли дело Агидель,
Чермасан с Уршаком,
Я от их чудес теперь
Не сделаю ни шага.
Вдоль по бережку идут,
Все, как шоколадки,
Свои прелести трясут
Креолки и мулатки.
Каблучки вокруг стучат,
Всюду люди-тучи,
Ну, а коль насчет девчат,
То в Бузовьязах лучше.
Здесь зеркальная вода,
В поле – море хлеба,
И хрустальная звезда
Освещает небо.
В нашем крае благодать
Молодым и старым…
…Не поеду отдыхать
Даже на Канары.
***
Вечер чиркнул морозом по стеклам,
Тихо песню вдали завязал,
Написать бы о добром и теплом,
Чтобы душу мороз не терзал.
Растрепалась кудлатая грива,
Растерялись в попойках гроши,
Я отрезал свою половину
От изнывшейся в болях души.
Ни советы напутствий, ни втыки,
Мне другая опора нужна:
Грех мой горький простят забулдыги,
Ну, а лучше б – простила жена.
Нету хуже и нет окаянней,
Чем глухое страданье мое,
Я смотрю, что мое покаянье
Потревожило сердце ее.
Ночью в окна, открытые настежь,
Вдруг Луна заглянула ко мне,
Я приму за истинное счастье –
Воздух одиночества во тьме.
Хорошо, что не бунтует ветер,
Ставнями не лупит по окну,
Хорошо, что я сегодня встретил
В комнату вошедшую Луну.
И Луна, бесстыжая такая.
Села обнаженно на окне,
Стала, чем-то темным потакая,
Сплетничать занудно обо мне:
– Был и есть ты истинный гуляка,
Падкий и охочий до вина…
В общем-целом, я плохой, однако
Не сказала главного она.
Протестую,
Где бы ни был – рядом и вдали,
Я искал такую же святую
Вечную попутчицу Земли.
Пролетал я по Земле, как ветер,
Брал за перевалом перевал,
Потому что я на белом свете
Совесть потерявшую искал.
* * *
После утреннего клева,
Свежим воздухом дыша,
Хорошо-то как и клево
Посидеть у камыша.
В небе тучка золотая
Не понять куда плывет,
Речка, камешки катая,
Нежно песенку поет.
По тропинке луговой
Вышел я за Бузовьязы,
Над моею головой
Ветерок завел рассказы.
Суматошная листва
Шелестела, трепетала,
Эх, прожить бы лет до ста,
Да и то, пожалуй, мало!
Клев хорош был…
В час рассветный
Лодку к берегу гребу.
Хватит с лихом рыбы этой
На хорошую щербу.
Музыка леса
Живу непутево, неверно,
Греховную ношу несу,
Очиститься надо от скверны
В каком-нибудь дальнем лесу.
Уйду разнотравием диким
В убежище рыжих опят,
В колючих сетях ежевики
Запутаюсь с плеч и до пят.
Забьюсь в вековые трущобы,
Чтоб там на рогульках ветвей
Листва шелестела, и чтобы
Звенел надо мной соловей.
Вдали от людского прогресса,
От буден сурового дня
Великою музыкой леса,
Как в церкви, окатит меня.
– Пора приниматься за дело, -
Заботливо щелкнул щегол,
– Очистил ты душу и тело
И топай, откуда пришел.
…Несем мы нелегкое бремя,
Толь радость в нем,
то ли беда:
Нам отдых дается на время,
А уйма работ – навсегда.
Детство души
Прошедший путь бежит назад,
Считай, отмерено полвека,
Вдруг ощутил, что пятьдесят –
Совсем пустяк для человека.
Года летят, бегут, спеша,
И время безвозвратно льется,
Но эта странная душа
В далеком детстве остается.
Ни летний зной, ни холода
Ее не трогают судьбою,
Стремглав летящие года
Ее обходят стороною.
Иду тропой… Встает рассвет,
И ощущаю на заре я:
Согласно наступивших лет,
Душа становится мудрее.
Пусть нелегко вперед шагать,
Нести прошедшего наследство,
Нам не пристало забывать,
Что вырастаем мы из детства.
В начале дня
Над зеркальностью волны
И прямо по болоту
Медный ковшичек луны
Пролил позолоту.
Шелестит листвою куст
Весело и пьяно,
Свежий воздух чист и густ,
Ну точь-в-точь – сметана.
Если есть такая блажь
Или есть потреба,
Хоть бери его и мажь
На кусочек хлеба.
Запевает соловей;
Спеть так, право-слово,
Не сумеет, хоть убей,
Даже Пугачева.
Счастье – встретить впереди
Новые дороги,
Есть еще запал в груди,
И на месте ноги.
Встречу
