ведь пишет…
– … Левой рукой! – ахнул Лёша. – Ты ведь и левой рукой писать умеешь?
– Да, – улыбнулась Юля. – Чтобы разбудить Аню, я брала маркер, шла в туалет и становилась возле зеркала. Затем писала на нем левой рукой справа налево…
– Зеркальным почерком!
– Да, только Аня могла его понять. Я словно открывала ей дверь из моего подсознания. Я звала ее. В моем воображении она в этот день становилась главной. И моя внешность менялась соответственно ее характеру. Зелено-карие глаза становились ярко-зелеными, прямые длинные волосы завивались на глазах, ресницы темнели и удлинялись. И прочее… На самом деле я просто красилась и волосы завивала. Я была убеждена, что у ведьмы могут быть только волнистые волосы!
– Ты всегда проводила этот обряд? Сутки через трое?
– Нет, конечно. Только если дежурства бабули выпадали на выходные, и мне не надо было идти в школу. Правда, дедушка иногда оставался дома, но мне часто везло, и он уходил то к друзьям, то на рыбалку. Но бывало и такое, что мне не удавалось дома вызывать Аню. Например, когда дед не уходил. Тогда я собирала в рюкзак вещи моего демона и шла в общественный туалет…
– Не боялась, что тебя могли отчитать за писанину маркером, ещё и справа налево, ещё и на чужом зеркале?!
– У меня была своя задумка. Я не писала на чужом зеркале. Я перед этим дома ее вызывала! Писала справа налево на клочке бумаги и прислоняла к зеркалу. Она сразу давала мне знать, что проснулась, но сможет вселиться в меня позже.
– Забавно! А как ты ее обратно усыпляла?
– Если она вселялась в меня дома, когда я приходила обратно, просто стирала с зеркала надпись. Постепенно она «смывалась» с моего лица и тела. Если я превращалась в нее в общественном туалете, я просто рвала бумажку с вызовом на мелкие кусочки.
– Таким образом дверь для нее закрывала?
– Можно и так сказать! – улыбнулась Юля.
– А дед ничего не спрашивал о том, где ты гуляла и почему приходила в таком виде?!
– Никогда. Он и не разглядывал меня особо. Он вообще никогда не интересовался моей жизнью.
– Грустно.
Лёша глядел на нее пристально, очень внимательно.
– Ты меня психом считаешь? – не удержалась она.
– Ни капли. – Честно сказал он. – Благодаря Ане ты выживала! Ты ведь понимала, что она в твоём воображении!
– Конечно, но мне нравилось проводить эти обряды. Это было весело, и меня даже захватывало, внутри все трепетало от предстоящей прогулки. Я то надевала белые кроссовки, высокие джинсы и кроп-топы, а сверху ушастую парку, то облачалась в красные потёртые кеды и белые гольфы, а сверху джинсовый комбинезон с мультяшной вышивкой, и, конечно, ушастая парка…
– Где ты брала все эти вещи? – удивленно спросил Лёша. – Юля ведь такое не носила?! Точнее, ей не разрешалось!
– Нет, конечно! – улыбнулась Юля. – Я долго копила деньги, потом ждала распродаж и скупала.
– Ну, да, здесь нет ничего волшебного!
– Как видишь!
– Я не знаю, что бы сделала Аня с тем мальчишкой, но она мне нравится, – признался Лёша.
– Спасибо! Я и сама не знаю, что Аня ищет в тех мальчиках. – Юля замешкалась. – Хотя, есть кое-какие мысли.
– Твои догадки?
– Да. Тот парень мне снится часто. Мы спим с ним на дороге. Я забираюсь на него, сворачиваюсь как зародыш и греюсь на его груди. Мне тепло, и так не хочется, чтобы сон заканчивался, но страшнее не это. Еще во сне он покидает меня, а я, лежа на нем, ощущаю, как его тело постепенно леденеет. Я рыдаю, пытаюсь его гладить, согреть руками лишь бы он не замерзал, но он все равно умирает и превращается в снег, а я лежу в сугробе. Холодная, закоченевшая, брошенная. Потом просыпаюсь на мокрой подушке.
Леша часто-часто заморгал. Потом стал смотреть в другую сторону:
– Хотел бы я спрятать тебя к себе в нагрудный карман и всегда там носить. – Наконец, сказал он. – Оберегать, заботиться и никому не отдавать. Только беда, ушастик!
– Какая?
– У меня в нагрудном кармане дырка! И все, кого я туда поместил, рано или поздно покидают меня. Я ими пытался дыру залатать, только вот не помогало.
– Почему же? Они все были не те?
– Да те, те. Просто изначально надо было самому дыру латать, а потом впускать в себя родного человека. Так велика вероятность, что он не выпадет. Ты поняла смысл, ушастик? Начинай с себя. Другие твой карман у сердца не заштопают. Только ты сама можешь это сделать.
– Я не совсем понимаю, что ты хочешь мне сказать! И какое это имеет отношение к нашему прежнему разговору?
– Это про твое вожделение к зеленоглазым. Изначально, твое желание накинуться на паренька и рыдать на груди – не к нему. Ты им хочешь заткнуть свою брешь!
– А к кому же тогда?!
– Узнай к кому. Как узнаешь, доведи до адресата свои претензии и обретёшь свободу. Дыра зиять не будет.
7 глава
После разговора с Лешей с Юлей начали происходить перемены. Писать правой рукой ей становилось все неудобнее и неудобнее. Она старалась, как могла, но ручка, буквально, не удерживалась в руке! Это отныне было не только неудобно, но даже больно! У нее и так имелась неисчезающая мозоль на среднем пальце, но теперь она росла и росла, потому что Юля старалась сильнее удержать ручку и давила на нее. Но параллельно Юля все больше тренировалась писать левой рукой. Ведь писать зеркально, и не нужно было учиться: как-то само собой получалось. А вот, чтобы почерк был понятным всем, нужно было поработать. Вскоре Юля достигла успехов. Но она боялась, что бабуля заметит кривой почерк с левым наклоном, и тогда взбучки не избежать. Поэтому умудрялась писать по-всякому: и с правым наклоном, и с левым. И вообще, заглянув в ее тетрадь, можно было подумать, что пишут в ней, как минимум, четыре человека!
Таким образом, темный двойник Аня уже без зеркала постепенно проникала в светлую и робкую Юлю, и та превращалась в уверенного, еще тихого, но уже не боявшегося всего и всех подростка.
А однажды произошел случай, когда Аня прямо на уроке русского языка – любимого предмета Юли – посмела заявить о наболевшем.
Шел обыкновенный урок русского языка. Юлю вызвали к доске. Она писала под диктовку предложение, как обычно правой рукой. Мел выпал, она тут же подняла его и продолжила писать. Но тут послышались смешки с задних парт. Учительница попросила стереть последнюю запись. Юля остолбенела и уставилась на доску:
