большие суда должны были принимать всякие меры предосторожности и лавировать очень искусно, чтобы никому не причинить тем ущерба. На берегу тоже кипела своеобразная деятельность: множество бондарей работали над бочками, в которые складывались солёные сельди.
На пространстве между замками Скалёр и Фальстербо главным образом и толпился народ; там-то и происходила главная сельдяная ярмарка немецкой Ганзы. Место, на котором ганзейцы имели право торга и над которым развевался флаг их городов, они окопали глубоким рвом и отделили валом и частоколом от остального острова, составлявшего ныне датское владение. Каждому отдельному городу на этом клочке земли принадлежали особые поселения, называвшиеся виттами и, в свою очередь, отделявшиеся одно от другого тыном, на котором прибит был герб города. В каждой витте были свои особые каменные дома для копчения и соления сельдей, и деревянные таверны, и лавки для рыбаков и ремесленников, равно как и амбары, и склады для всякого рода товаров.
Витта любечан на Шонене была одною из самых главных; даже управление ею было поручено особому фогту (управляющему) из членов любекского магистрата. К любекской витте с одной стороны примыкала витта прусских городов, а с другой — ростокская, штральзундская и висмаркская витты.
Среди рыбного товара, наваленного среди груд соли и всякой копчёной снеди, в особых лавках выставлены были напоказ драгоценнейшие европейские товары — шёлковые материи и нидерландские сукна, южные вина и восточные пряности, так как ганзейские корабли никогда не приходили на сельдяную ловлю пустыми, а постоянно привозили с собою груз товаров. На пустынном полуостровке мало-помалу развилась ярмарка, которая могла смело соперничать с самыми крупными ярмарками в больших и многолюдных городах. Таким образом ганзейцы достигали разом двух целей: беспошлинно вывозили с Шонена богатейший запас сельдей (с каждого корабля взималась лишь самая ничтожная подать), который продавали у себя дома с большою выгодою, и при этом беспошлинно же ввозили на Шонен свои и чужие товары, доставляя постоянный заработок своим кораблям. На ганзейских виттах не дозволялось жить никакому иноземцу, и даже сам датский фогт, управлявший Шоненом, мог, на основании установившегося обычая, оставаться здесь только один день для посола сельди, выловленной на долю датского короля. Вообще, только ганзейским рыбакам было предоставлено право производить рыбную ловлю, точно так же как и соление рыбы могло производиться только при помощи рабочих-ганзейцев. Вследствие этого немецким купцам исключительно принадлежали все выгоды торга, снабжавшего сельдями не одну только Германию, но и Англию, и Нидерланды, и Швецию, и Россию с Польшей.
На Шонене, как и вообще во всех остальных ганзейских поселениях, всё было подчинено строжайшей дисциплине, и за соблюдением всяких законоположений, касающихся рыбной ловли, торговли вообще и рыночного торга в частности, следили очень зорко. Богобоязненные ганзейцы позаботились и о том, чтобы там же воздвигнута была немецкая церковь, в которой богослужение совершалось монахом. Рядом с церковью находилась и обычная в то время оружейная палата, в которой все, собиравшиеся переступить порог церкви, должны были складывать оружие. Предосторожность далеко не излишняя: в средние века кровь билась в жилах не по-нашему и рука слишком поспешно хваталась за меч и за нож!
VII
Загадочный незнакомец
Было уже далеко за полдень, когда Госвин Стеен причалил на своей шнеке к Шонену. Словно из раскалённой печи повеяло с берега на него и на весь его экипаж; прибрежный песок жёг им ноги. Июльское солнце палило так сильно, что смола, которою были обмазаны суда, таяла и наполняла воздух своим острым ароматом.
Госвин Стеен был встречен с большою радостью. Хотя его приветствовали и принимали люди, большею частью ему подчинённые и состоявшие на службе у него и прибывшие сюда ранее его на лёгких рыболовных судах, однако же при его нынешнем грустном настроении и этот радушный приём был ему очень приятен.
Какой-то иноземец, стоявший в стороне на берегу (Стеену никогда ещё не случалось видеть его на Шонене), по-видимому, смотрел с завистью на почётный приём, оказанный Госвину, и не сводил с него своих недобрых глаз. Госвин повернулся в его сторону и не мог отвести глаз от иноземца, который привлекал его к себе словно какими-то чарами. Вглядываясь в этого иноземца, Стеен стал припоминать, и ему показалось, что он его уже где-то видел. Но, как он ни напрягал своей памяти, он никак не мог себе уяснить, где и когда это было.
Тогда он снова сосредоточил всё своё внимание на своих служащих и подчинённых и спросил их, хорошо ли они без него работали.
— А вот сами изволите увидеть, г-н Стеен, — весело крикнули ему все в один голос, — как пожалуете к нам, в нашу витту.
В этой витте была такая суматоха, что ока представляла собою сущий муравейник. Но как в муравейнике, так и здесь, в этой любекской витте, всё происходило на основании твёрдо установившихся правил. Многие сотни рук заняты были в соляных амбарах солением рыбы, между тем как другие укладывали рыбу в бочки и их устанавливали на повозки для перевозки на берег, где, ещё в тот же вечер, готовы были к отплытию в Любек тридцать лёгких судов, постоянно поддерживавших связь с Шоненом до самого октября месяца, когда всякая деятельность на Шонене прекращалась до следующего года.
Улов рыбы в этом году был настолько изобилен, что ганзейцы не могли быть им недовольны. Если при этом в среде ганзейцев и заметно было некоторое сумрачное настроение, то это главным образом следовало приписать тем тревожным известиям, которые доходили на Шонен о новых мероприятиях короля Вольдемара. Он почему-то суетливо разъезжал по всей своей стране и явно избегал встречи с теми послами Ганзейского союза, которым было поручено к нему явиться и просить его об утверждении различных обещанных им привилегий. Осторожный и хитрый аттердаг находил тысячи извинений для замедления дела и показывался то здесь, то там, очевидно, занятый приведением в исполнение каких-то таинственных замыслов и возможностью их осуществления в ближайшем будущем.
Огненно-красный шар солнца медленно погружался в морские волны, покрывая их ослепительно-красным отблеском. Госвин Стеен, распорядившись выгрузкой товаров из шнеки в магазин любекской витты, отправился на берег, чтобы там взглянуть на снаряжение рыбачьих судов, готовившихся к отплытию. Множество рыбачьих барок подплывали в это время к берегу, доверху нагруженные своим богатым уловом; другие же отплывали от берега в море, на ночной лов. Вдоль всего берега на ночь обыкновенно зажигались факелы, и береговые сторожа были заняты именно тем, что расставляли их.
Тут опять попался на глаза Госвину тот
