аккуратно собраны в пучок, розовый велюровый спортивный костюм не скрывал, а подчеркивал ее хрупкую фигуру. Корнееву этакий домашний образ понравился пуще прежнего, поскольку казался ближе и родней. Было что-то в ней непреодолимо зовущее.
— Нелли Алексеевна, — собрался с духом капитан. — Вы даже не догадываетесь, откуда у вашего мужа нескончаемый ручеек денежных поступлений, позволяющий всему вашему благородному семейству прилично одеваться, вкусно питаться и ежегодно отдыхать на Черном море?
— Неправда, Саша работает, выступает на соревнованиях, получает призовые…
— Должен вас огорчить. Именно то, что вы говорите, и является чистейшим вымыслом, не вашим, разумеется, а вашего супруга. Из спортивного общества он давно уволился по собственному желанию, на международные соревнования никогда не ездил, во всяком случае сам там выступал в те времена, когда до тренерской работы было далеко, и, разумеется, никаких призовых не получал.
— Что вы такое говорите, а откуда тогда все это?
— Выяснением этого вопроса как раз мы и занимаемся. Нелли Алексеевна, известно ли вам, что более года назад Александр Соловьев уволился с местного ликеро-водочного завода, на котором более семи месяцев проработал трактористом.
— Кем? На ликеро-водочном заводе? Как это? — поперхнулась Нелли. — Предположим, но на зарплату тракториста трудно прокормить семью. И потом год прошел… Нет, я не верю. Вам лишь бы повесить на человека чьи-то преступления и усадить за решетку!
— Следствием установлено, что ваш муж торгует водкой.
— Чем торгует? Водкой? Откуда он ее берет? Не ворует же?
— Это как раз я пытаюсь выяснить. Скажите, здесь у него родственники есть?
— Нет, он сам с Урала.
— А у вас?
— Вы и меня подозреваете?
— Что-то мне подсказывает, что вас можно использовать только втемную.
— Это как?
— Ничего не объясняя… Так что насчет ваших родственников?
— Мама на пенсии, в данное время живет на даче, есть еще троюродные тетя и дядя, их дети…
— Как фамилия?
— Куприяновы. Юлия Сергеевна и Юрий Андреевич.
— Спасибо за кофе, он у вас просто чудо как хорош, — встал из-за стола Корнеев, боясь застрять надолго.
— А когда Сашу отпустят? — спросила Нелли у самой двери.
— Не могу знать, честное слово.
— Увидеться с ним можно?
— Увы, пока следствие идет, никак. И все же я постараюсь что-либо предпринять.
— Его посадят?
— Это решит суд.
Как только капитан Корнеев исчез, Нелли навзничь упала на дорогой песочный кожаный диван не в силах сдержать слез. Неожиданный визит следователя если не сломал, то полностью перевернул ее жизнь. Только теперь женщине стало понятно, что столько лет она прожила с абсолютно незнакомым человеком, чья жизнь полна тайн и загадок. И как быть дальше, если перестаешь верить любимому человеку, к тому же, если он на самом деле тунеядец и вор… Как растить девочек, которые привыкли к няне, урокам музыки, курортам и красивым нарядам? Скромной зарплаты телевизионного редактора не хватит даже оплатить коммунальные расходы. Неужели для того, чтобы обеспечивать свою семью, нужно непременно красть и обманывать?
Выплакавшись вдоволь, женщина направилась к книжному шкафу, с трудом достала пухлые альбомы с вклеенными семейными фотографиями, нервно перелистнула десятки страниц, понимая, что ни на одной из них нет изображения мужа до знакомства с ней. Отдых в Мисхоре, день рождения девочек у родильного дома, семейный портрет в дачном интерьере — везде только счастливое семейство Соловьевых. И его ослепительно обезоруживающая улыбка. А где же друзья, тетя, детские и отроческие фото, родители Саши? Нет даже намека, что у него до встречи с Нелли была какая-то своя жизнь. Как же она раньше не замечала простой истины: нет фотографий, ибо есть что скрывать. А что можно скрывать? Только то, чем нельзя гордиться. Прошлое его окутано некой неразгаданной пеленой. А настоящее: какое оно? Ведь и здесь загадок больше, чем ответов.
Вытерев слезы, Нелли посмотрела на любимую фотокарточку, где она с папой на скамейке в центральном парке. Тонкие косички с огромными белоснежными бантами чуть завернуты наверх, улыбка до ушей обнажила выпавшие молочные зубы. Папа в широкополой шляпе и длинном плаще похож, если не на известного артиста, то на американского шпиона из кинофильма точно.
Нелли росла единственным ребенком в семье, и потому была постоянно окружена родительской заботой и вниманием. Папа, обнаруживший у дочери способность к музыке, отвел ее к педагогу, и после вынесенного вердикта об абсолютном слухе малышки знаменитым специалистом из консерватории, настоял на покупке черного пианино производства Борисовской фабрики музыкальных инструментов. Гаммы будущему пианисту с косичками давались нелегко, лишенные гибкости пальцы не слушались, а домашние задания утомляли до невозможности. Уроки фортепиано два раза в неделю давала на дому преподавательница из консерватории по имени Фрида Марковна. Семилетней Нелли не всегда удавалось правильно произносить все буквы алфавита, и девочка для удобства прозвала даму немецкого происхождения просто Морковной. Она жила в центре города в большом доме с высоким парадным подъездом и старым лифтом за ржавой металлической решеткой. В передней Морковна неизменно требовала от девочки переобуть сапожки, влезть в большие мохнатые домашние тапки, потому как паркет был по обыкновению холодным. Далее от немолодой белокурой немки, укутанной в длинный стеганый темно-синий в мелкий горошек халат, следовали грозные альтовые наставления про ошибки в постановке рук, сгорбленную спину и плохо выученный урок. Каждый раз по вторникам и пятницам юная ученица, мечтая об освобождении из фортепианного плена, считала минуты, секунды и мгновения до окончания нудного урока, от которого кружилась голова, ныло в животе и слипались глаза. Когда ей исполнилось восемь, пришло понимание в применении невинной хитрости: а что если маме сказать, что пошла на урок, а самой свернуть за угол и отсидеться у школьной подружки? Обман обнаружился невероятно быстро: через две недели Морковна дозвонилась до родителей, от которых, разумеется, узнала о неуважительном отсутствии непутевой ученицы. Разгневанные мама с папой, узнав об обмане, после хорошей взбучки убедили дочь в том, что все тайное рано или поздно становится явным, множество раз повторив для более точного понимания:
— Лучше горькая правда, чем сладкая ложь.
И вот уже Нелли, превозмогая холод ледяного ветра с дождем, глухим ноябрьским днем двигалась по направлению к дому Морковны, ежилась, прятала глаза в закрученном шарфике и твердила:
— Лучше горькая правда, чем сладкая ложь!
Потом папа заболел, и вскоре его не стало, как не стало и ненавистных уроков музыки и встреч с Морковной. Отныне они жили скромно, выручала дача с выращенными на ней помидорами и огурцами. Лишних средств на индивидуальные фортепианные занятия более не предвиделось. Нелли навсегда забросила затею кого-то обманывать. Более того, брать чужое ей казалось абсолютно неприемлемым, потому как
