ко вделанному в стену кольцу, после чего торопливо выходят из склепа.
Агнесса пытается подняться с колен, однако цепи не позволяют ей встать, и девушка остаётся в коленопреклонённой позе.
Патриарх Игнатий
Умерь свой горделивый пыл!
Ты – труп! Земля тебе периной!
Отец Иоаким
Всё кончено! Твой час пробил!
Бонавентура Раковский
Прощай навек! Покойся с миром!
Агнесса стоит на коленях, низко опустив голову и скрыв длинными волосами лицо. Патриарх Игнатий совершает крёстное знамение, после чего выходит из склепа, за ним следует Бонавентура Раковский.
Анна Алоиза торопливо бежит за ними, но цепляется подолом за трухлявый гроб, тот распадается, и из него высыпаются кости человеческого скелета – Анна Алоиза испуганно подбирает подол платья и торопливо выходит из склепа.
Последними покидают подземелье отец Иоаким и горбатая монахиня. Слышен скрежет засова, скрип запираемого замка – Агнесса продолжает неподвижно стоять на коленях.
Наконец девушка поднимает голову.
Агнесса
Я – тень – без тела и души…
Холодный пепел… Прах недвижный…
Видение в ночной тиши…
Дух без желаний и без жизни…
Тепло угасшего огня…
Погрешность логики и счёта…
Квадратный корень из нуля…
Упавший камень с небосвода…
Глухой безмолвный диалог…
Ошибка вечного закона…
Необъяснимый парадокс…
Недвижная стрела Зенона…
Короткий вздох… неслышный крик…
Бездушная, как труп, машина…
Иссякший, высохший родник…
Агнесса кивком головы смахивает волосы с лица и, звеня цепями, пытается встать с колен.
Нет, я не тень, нет, я не глина –
Я – разум, устремлённый в век!
Я мыслю, я люблю, я верю!
Я – соль земли! Я – человек!
Я – че-ло-век! Dum spiro – spero!
Эхо криков Агнессы разносится по пустым коридорам подземелья монастыря.
СЦЕНА XXII.
ПОГРЕБАЛЬНЫЙ СКЛЕП МОНАСТЫРЯ ФРАНЦИЗСКА АССИЗКОГО.
10 октября 1618 года.
На полу в беспорядке валяются трухлявые обломки гроба и фрагменты человеческого скелета – грудная клетка, кости рук и ног, череп без нижней челюсти.
В глубокой нише, на четверть заложенной свежей кирпичной кладкой, на коленях стоит прикованная к стене Агнесса. Рядом с нишей стоит бочка с известью, лежат несколько кирпичей, а также рабочий инструмент каменщиков
.
Агнесса
Туман поднялся над водою,
Сомкнулся жизни небосвод,
Влекомый стрелкой часовою,
Произошёл круговорот.
И время, каплею за каплей,
Ушло в песок, в безвестность, в тлен,
Продольная черта на камне
Отметила ушедший день.
Всего один… какая малость!
Один – почти что ничего.
Кто скажет – сколько их осталось?
А, может быть, ни одного?
Небытие! Меня страшит
Твоя немая неизвестность!
Что там, в туманной мгле, лежит:
Огнем охваченная бездна?
Пространство без границ и дна?
Прохлады полный сад весенний?
Обычной жизни повторенье?
А может, просто пустота?
Иль то, чему названья нет?..
О, сколько тайн могильный склеп
Хранит в себе…
(обращаясь к скелету)
Сосед безмолвный!
Что можешь ты поведать мне
О рае, светом озаренном?
Об аде и его огне?
Что знаешь ты о том мгновении,
Когда по воле Провиденья
Пробьет урочный смертный час
И сердце перестанет биться?
Что видят черепа глазницы
Не видит самый зоркий глаз…
Слышатся шаги, лязг засова, бряцанье ключей.
Наконец дверь со скрипом открывается, и в склеп вбегает испуганный отец Иоаким, которого толкает Томаш Сапега.
Агнесса
Любимый! Ты покинул битву
Лишь с тем, чтобы меня спасти?
Услышал Бог мои молитвы!
Томаш Сапега
(вставая перед Агнессой на колени)
Я опоздал к тебе… прости!
Томаш Сапега хочет обнять Агнессу, но девушка отстраняется от него.
Агнесса
Я ныне стала безобразной –
Простоволоса и боса,
В одной рубахе домотканой,
Из небеленого холста,
Коричневой от сточных вод,
Гнилой соломы, нечистот
И ржавчины цепей железных.
И, как положено в тюрьме –
Распахнутой вверху небрежно,
Что, впрочем, безразлично мне –
Еще при жизни жизнь утратив,
Нелепо сожалеть о платье.
Томаш Сапега торопливо разбивает свежую кирпичную кладку, после чего хватает отца Иоакима.
Томаш Сапега
Отдай ключ от её оков!
Отец Иоаким
Здесь нет ключа…
Томаш Сапега
Ты лжешь, иуда!
Агнесса
Не стоит из-за пустяков
Терять последние минуты.
Осталось несколько мгновений…
Пора! Не плачь и не горюй.
Встань предо мною на колени
И подари свой поцелуй.
Отец Иоаким отползает в сторону.
Агнесса тянется к Томашу, насколько ей позволяют цепи – Томаш опять опускается на колени, обнимает Агнессу и осыпает её поцелуями.
Агнесса
Нам вместе быть не суждено.
Люби, как я тебя любила,
Пей жизни сладкое вино –
Я свою чашу осушила…
Агнесса роняет голову на грудь и провисает на цепях.
В подземелье входит Павел Стефан Сапега.
Павел Стефан Сапега
(кладя руку на плечо Томашу Сапеге)
Мы больше не поможем ей,
Содеянного не исправить.
Бежим отсюда поскорей.
Она ушла…
Томаш Сапега
Зачем лукавить?
Ушла? Так подскажи – куда?
Ушла… нелепейшее слово!
Она мертва – и никогда
Не встретимся мы с нею снова!
Лишь мёртвым холодом сияет
Застывшей маской красота,
Но поцелуя не подарят
Навек сомкнутые уста!
Томаш Сапега опять обнимает и целует тело Агнессы. Наверху скрипит железная дверь, слышны голоса, раздаются торопливые шаги.
Павел Стефан Сапега
Идём! Не время слёзы лить!
Она мертва – нам надо жить!
Павел Стефан силой выводит Томаша из подземелья.
СЦЕНА XXIII.
КОСТЁЛ ИОАННА КРЕСТИТЕЛЯ И ЕВАНГЕЛИСТОВ В ГОЛЬШАНАХ.
11 октября 1618 г.
Костёл погружён во тьму.
В центральном нефе, возле алтаря, перед огромным распятием из резного алебастра, на коленях стоит Павел Стефан Сапега.
На амвоне стоит призрак Агнессы, невидимый Сапеге. Девушка одета в рубаху-саван, её руки и ноги заключены в оковы, длинные волосы ниспадают на лицо, глаза закрыты.
Павел Стефан Сапега
Я жаждал славы – и добился,
Хотел богатства – получил,
Желал любви – и насладился,
О власти грезил – и добыл.
И даже над душой и верой
Свою десницу я простёр –
На месте православной церкви
Латинский выстроил костёл.
Но совесть сумрачною тенью
Маячит где-то вдалеке.
Мы все различны по рожденью,
Но все едины во грехе…
В костёл входит патриарх Игнатий. Павел Стефан Сапега встаёт с колен и идёт навстречу.
Патриарх Игнатй
(с улыбкой)
Умолк орган, погасли свечи,
И с наступлением утра
Княжна останется навечно
В фундаменте монастыря.
Все довершит седое тленье
И вездесущая вода,
Легенда скроет преступленье,
И, может быть, через года
Раскрошится сырая кладка,
Откроется старинный свод,
Но
