с перевозкой вещей для бедняков.
– Этого, конечно, никто подтвердить не сможет, – ответил я, проведя пальцем по настенному светильнику у кровати. – А вчера никуда не выходили?
– Что значит: «не сможет»?! Спросите тех, кому были доставлены вещи! Проваливайте, я не знаю никакую Энни О’Ши и больше ничем не могу вам помочь!
– Нет, можете. Сегодня у меня нет настроения слушать очередное вранье очередного подозреваемого, поэтому отвечайте, пожалуйста, коротко и правдиво. Почему вы прятались на втором этаже от полиции?
– Здесь нет прохода на второй этаж.
– По хорошему вы не хотите, – протяжно выдохнул я, после чего убрал руки за спину, сжал зонт и продолжил: – Вас мучает тревожность, проходящая только после употребления большого количества барбитурата, пустые банки из-под которого разбросаны по всей комнате. Сегодня утром вы сидели за печатной машинкой и пили лекарство. Когда вы услышали стук в дверь неожиданно прибывших полицейских, то в спешке неудачно попытались оторвать напечатанное письмо и случайно задели локтем открытый пузырек, стоявший рядом. Затем, судя по грязным отпечаткам ваших ботинок, испачканных в луже нечистот перед входом в парикмахерскую, вы подбежали к светильнику у кровати, повернули его не в первый раз, судя по царапинам на обоях, и полезли на второй этаж. Замените напольные доски, две потертости от лестницы в виде полосок выдают ваши секреты.
Райан растерялся, свел брови, плотно сжал губы, а после повторил:
– Ко мне не приходила полиция.
Я усмехнулся, медленно помотал головой, подошел ко входу в его комнату и снял с гвоздя в дверном косяке кусочек синей ткани от мундира.
– Мне посчастливилось побывать в Скотланд-Ярде и узнать, что мистер Гилберт сегодня отправил полицейских обойти личностей, страдающих психическими отклонениями или недавно имевших дело с законом. Откуда у вас складной ланцет? Практикуете кровопускание или вскрываете гнойники на затылках у клиентов за дополнительную плату?
– Да вот… – пробурчал подозреваемый, открывая новую бутылку барбитурата. – Позавчера нашел у себя саквояж на втором этаже. В нем лежала только эта железка. Сталь у нее хороша. Я решил оставить себе.
Пока мистер Фицджеральд давал объяснения, я сравнивал ранее полученное письмо с обрывком из печатной машинки на предмет яркости чернил, качества бумаги и наличия дефектов, но, как выяснилось, механическое устройство Райана было исправно и не выдавало при печати двойных букв.
Я предложил мужчине подняться на второй этаж и осмотреть его.
– Все было хорошо, пока моя сестра не стала заниматься проституцией, – прошептал парикмахер, залезая по лестнице с зажженной свечой в руке. – Как видите, детектив, тут все самое нужное. Люди приносят мне старые вещи, продукты. Иногда сам что-то интересное нахожу на помойке, а потом складываю здесь.
– Кхе… сколько же мусора! – прохрипел я, закрывая нос шарфом и пытаясь удержать в себе утренний кофе. – Вот откуда разводы по стенам.
Достав спички из набедренной сумки, я поджег несколько сальных свечей в подсвечниках на полу, испорченных коррозией, и начал аккуратно открывать зонтиком запыленные коробки, захваченные черной плесенью, пока повсюду шуршали черные тараканы, крысы, а на полу, среди окурков, извивалось множество разных личинок и других насекомых, вызывающих дрожь омерзения.
На втором этаже находились промокшие, не используемые тома классики, аккуратно сложенные в стопку и покрытые несмываемым слоем грязи. Лишь одна-единственная книга, автором которой был Антон Франческо Дони, выглядела опрятно и лежала поодаль от других испорченных произведений.
Несмотря на такое внушительное количество литературы, парикмахер сказал, что ни разу не читал ни одной принесенной книги.
Я бросил быстрый взгляд на пол и тут же присел на корточки, рассматривая хорошо различимые следы хромого человека, наступившего в краску. По размеру они были чуть больше, чем множество неспокойных отпечатков подошвы мистера Фицджеральда.
На мой вопрос, живет ли здесь еще кто-то, Райан рассмеялся, обозвав меня до крайности мнительным человеком, и, уклонившись от ответа, заверил, что все следы принадлежат ему.
– Будьте любезны, принесите найденный вами саквояж, – попросил я. – Заберу его с собой.
Улучив момент, пока мужчина был занят поисками, я по его грязным, свежим следам дошел до конца комнаты и увидел небольшой зазор между коробками, в который Райан мог поместиться и в котором лежал коробок открытых популярных спичек вместе с клочком обгоревшего, оторванного письма.
Спрятав ее в карман, я вернулся к мистеру Фицджеральду, копающемуся в отжившем хламе, коснулся его концом зонта, чтобы обратить на себя внимание, а затем спросил:
– При каких обстоятельствах у вас появилась врачебная сумка на втором этаже?
– А? – растерянно переспросил он, отвлекшись от поисков и подняв голову. – Не помню. Отдали? Или я сам принес?..
Мужчина залез в соседнюю коробку, достал оттуда скукоженный саквояж мисс Дю Пьен, уронил его и неподвижно застыл в бессознательном состоянии, зафиксировав свой безумный взгляд на мне.
Я невольно поежился, обошел Райана кругом несколько раз, помахал рукой у его лица, позвал по имени, но парикмахер не приходил в себя, и казалось, что умер стоя.
В затянувшейся тишине прошла минута-другая, и вот он очнулся, расправил плечи, помял трясущимися кистями виски, вытер выступивший под глазами пот, потом совершенно обыденным тоном сказал:
– Так-так, где же эта штука…
– Часто у вас такие приступы? – поинтересовался я, поднимая с пола саквояж. – Признаюсь, ваше состояние выглядит пугающе.
– В последнее время – да, – промямлил он, продолжая копаться в коробках, совсем забыв про то, что уже давно нашел сумку. – Пустота непонятная, все замедляется, остается только отдаленное эхо. Какой сегодня день?
– Третье октября. День памяти великомученика Евстафия Плакиды. Теряетесь во времени?
– Когда припадки заканчиваются, кажется, будто все, что было до них, осталось во вчерашнем дне.
– Что вы делали вчера вечером?
– Встречался с информатором Гончих, отдавал долг, затем пришел домой и лег спать. Была примерно половина одиннадцатого ночи. Перед этим меня затащили в соседний паб и избили, – глухим, осипшим от волнения голосом ответил Райан и задрал свитер до груди, обнажив синие гематомы на животе. – Можете там спросить. Бобби обмолвились, что ту женщину убили с девяти до десяти вечера, поэтому преступник точно не я.
– Вы подрабатываете фонарщиком?
– Есть такое дело. Включаю фонари в Уайтчепеле, подвергаю себя, правда, постоянной опасности. Тут довольно неспокойно.
– На улице, где убили мисс О’Ши, освещение было выключено.
Невменяемый мистер Фицджеральд вновь остолбенел, раскрыл глаза еще шире, чем до этого, и, внезапно бросив в меня толстой книгой, в ужасе завизжал:
– Вы кто такой?! Что вы делаете в моей парикмахерской?!
– Пожалуй, схожу, проверю ваше алиби, – произнес я, отбиваясь от летящего в мою сторону твердого тома. – Всего доброго! Встретимся в следующий раз в присутствии врачей.
– Кто вас пустил сюда?! –
