дыму! Откуда здесь столько пакетов, как он успел их натаскать? Или рабов своих заставил? Он был местный хулиган, и многих мальчишек держал в подчинении. К девчонкам он не приставал, но сильно выпендривался перед ними. Все его побаивались. Был он среднего роста, худощавый, с ангельским личиком и мягкими каштановыми кудрями. Лиле не нравилась его слащавая внешность. Его отец и старший брат отбывали срок в колонии, а мать занималась спекуляциями.
Лиля выскочила из комнаты, и опрометью помчалась в физкультурный зал. Подбежала к Лене, и шепнула ей:
– В раздевалке кошмар, мне страшно.
Лена громко сказала физручке:
– Лидия Андреевна, там что-то происходит.
И все пошли туда. Физручка ахнула и заорала на Зайчикова. Послала кого-то за директором. Началась суматоха. А Славка лежал себе на пакетах, курил и ухмылялся. У него были дорогие сигареты.
На всех переменах класс толпился в коридоре и бурно обсуждал случившееся. Никто не мог понять смысла этой акции. Что хотел доказать Славка?
А у Лили начались проблемы со зрением. Она не могла различить написанное на доске, всё было мутно и расплывчато. Списать было не у кого, она ведь теперь сидела не с Леной Гартман и даже не с Игорем Кондаковым. Её посадили на первую парту с врединой Зойкой Песковой. Зойка свою тетрадь прикрывала рукой, и однажды заорала на весь класс:
– А Кудрявцева списывает!
– Я не списываю, – стала защищаться Лиля. – Я просто ничего не вижу с доски.
Вечером учительница позвонила Лилиным родителям и сказала, что девочка очень плохо видит, и её надо показать окулисту. Так и сделали. Папа отвёл её в поликлинику. Там ей закапали атропин, который очень больно щипал глаза, жутко едкая штука. У Лили потекли слёзы, и тогда ей снова закапали это. Зрачки расширились, всё стало как в тумане. Закружилась голова. Зато ей теперь нельзя было писать, и она сидела на контрольной сложа руки, вот радость-то! Но потом случилось ужасное! Ей прописали очки. Зрение было минус полтора, миопия. Ей купили жуткие колёса в коричневой оправе. Мама потребовала носить их. Это был кошмар! Лилино нежное личико с тонкими чертами, и на носу этот ужас в толстой тяжёлой пластмассовой оправе! Переносица болела, глаза уставали. Она наотрез отказалась носить эту оптику. И мама разрешила надевать их только на уроках. Лиля не стала. Очки лежали в портфеле. Однажды они выпали на парту, и Зойка Песковатут же схватила их:
– Это что такое? Очки? У тебя очки??? Надень!
– Не твоё дело! – зашипела Лиля, вырвала у неё очки и быстро засунула в портфель.
В тот день в класс пришёл он, высокий ясноглазый мальчик. Семья его переехала из другого района, и он очутился здесь. Учительница представила его классу:
– Это наш новый ученик, Артур Мамалыга. Артур, садись вот сюда.
Она провела его вдоль рядов и махнула рукой на свободное место рядом с Леной Гартман. Класс зашумел, все обернулись и принялись его разглядывать. «Ух ты, какой!» – ахнула Лиля. – «Он похож сразу на Жана Морэ, на Жерара Баррэ, и на кузена Эдика! Он просто потрясный, ну полный отпад!»
И она в него тут же влюбилась.
Она теперь ни о чём не могла думать, только о нём. Она боялась шелохнуться, чтобы ненароком не взглянуть на него и не выдать себя. Это была её тайна! Самая сокровенная! Она не сказала об этом даже Лене Гартман.
На перемене все окружили Артура, загалдели, о чём-то спрашивали его, что-то обсуждали. А Лиля отошла в сторонку, стояла, облокотившись на подоконник, с учебником в руках, и украдкой поглядывала в его сторону. На следующем уроке она, как бы невзначай, спросила Зойку Пескову:
– А что это за типчик, которого к нам внедрили? Какой-то Артур.
– Он симпатичный, – ответила Зойка. – У него мама в МИДе работает, а папа был американский шпион, его наши рассекретили и расстреляли. Вот.
– Ну, ничего себе, типчик, – нарочито небрежно бросила Лиля. – Ничего симпатичного, самый обычный пацан. Не в моём вкусе.
С этого дня она просто рвалась в школу. Ночами писала стихи о нём и о себе, но так размыто и завуалировано, что смысл был не ясен, зато необычайно образно, ярко и сильно. Вставала теперь она очень рано, долго делала зарядку, принимала душ, и мчалась в школу за полчаса до начала занятий. Родители не понимали, что с ней творится. Строили разные догадки.
– Похоже, наша дурёха взялась за ум, наконец-то. Что я тебе говорила, дрессировка действует, – предположила Вика.
– Да, похоже на то, – согласился, как всегда, Альберт.
А Лиля сидела на подоконнике возле запертого ещё класса, в пустом коридоре, и писала в свою заветную тетрадь, которую теперь всегда таскала с собой:
«И слёзы, притихшие с моросью звука…
Раскопки души, а причём здесь наука,
Учебники, классы, квартира, разлука…
Мятежные сны, в них дорога и мука…»
Первым уроком была география. К доске была приколота большая разноцветная карта. Лилю вызвали почти сразу. Это было неожиданно: она полностью ушла в себя, в свои стихи. Не услышала, но Зойка толкнула её в бок:
– Проснись, иди к доске.
Она вышла. Географичка попросила рассказать о континентальном климате, и показать на карте места, где он есть.
– Ну, это когда летом всегда жарко, зимой всегда холодно, и нормально идёт дождь, – сказала Лиля первое, что пришло в голову. – Когда стабильно.
– Верно, Кудрявцева, – одобрила учительница. – Покажи на карте, где это.
Лиля взяла указку. Она не знала, где это, да и карту плохо видела. На неё смотрел весь класс и Артур, она смутилась.
И тут Зойка закричала:
– Кудрявцева, надень очки! Ты же не видишь карту!
– Надень очки, – сказала географичка.
– Надень очки!!! – завопил весь класс.
Лиля смотрела на орущих подростков, на Артура, который был громче всех, и краснела.
– Я всё отлично вижу, – соврала она. – Просто не знаю, где это. Я не разбираюсь в картах.
– Садись. Двойка тебе. Давай дневник, – сказала географичка. – Так хорошо начала, и всё испортила.
Это был ужасный день. Артур видел её позор! Она притихла, съежилась.
Последние два урока отменили, и Лиля с Леной отправились во двор кататься с горки, но вскоре замёрзли, и пошли к Лене. Её мама была на работе. Девочки пили чай с пирожными, болтали, слушали пластинки. Лиля дала Лене почитать свою заветную тетрадь. А Лена дала Лиле свою самую любимую пластинку на несколько дней. Там были песни о любви, исполнял Валерий Ободзинский. Он пел так проникновенно, нежно, страстно! Лиля была в восторге, и с радостью взяла пластинку, которая была
