бумажками.... Ну ладно, вот тебе копия.
— Не подотрутся. Пиши в прокуратуру. На лечебном факультете Первого ММИ имени Сеченова за сдачу зачетов вымогают взятки. Прошу разобраться в вопросе и восстановить социалистическую законность.
— Я не буду это писать! — Давид помотал головой — За такое прилетит.
— Не прилетит! Возьмем декана на слабо.
— Бажанова?
— Или его, или проректора. Побоятся связываться. Ты главное, когда будешь копии подписывать, что мол «ознакомлен» — держи другие заявления в руках и ненароком покажи их.
— Да им пофиг...
— Это мне пофиг. Делай как я говорю! Теперь пиши заявление в ЦК КПСС...
Вот тут-то Давида по-настоящему проняло.
— После такого мне хана!
— В армию хочешь? Ну ладно, тебе жить. В Афгане бери дубленки с вышивкой. Хорошо в Союзе идут...
— Каком Афгане?! — Давид запаниковал.
— Ну страна такая, на юге. Мы в ней воюем с пакистанцами, пешаварами всякими... Загоришь, подкачаешься, бегая с автоматом и в бронике по горам... Сделают там из тебя настоящего мужика! Конечно, если жив останешься.
Парень вытащил чистый лист бумаги из пачки, спросил:
— Что писать в ЦК?
Глава 5
Не то что я перестал даже вспоминать про труп чекиста — прекрасно понимал, что не отстанут. Особенно в таком деле. Этим уже вроде должна Генеральная прокуратура заниматься, но от этого легче не становится. Так что ждал.
Утром двадцатого меня встречали с экзамена прямо как туза какого-то: «копейка» защитного цвета стояла у крыльца института. Ясное дело, я на нее внимания не обратил, мало ли какие машины тут стоят с утра пораньше. На тротуар не выезжают, как при развитом капитализме, и ладно. К тому же я был занят: оборонял остатки своего головного мозга от поедания. Нет, ну на кой ляд мне после экзамена выяснять отношения с Шишкиной? Сказал же, времени нет на гулянки — работа и учеба. Нет же — стандартные женские обвинения и требования.
Я проводил взглядом счастливых студентов, не имеющих подобных проблем и вновь повернулся к Лизе.
— Слушай, давай уже после экзаменов. Обещаю, все будет по высшему разряду.
— Кстати, а где ты был позавчера?
— На работе, а что?
— Блин, не посчитала твои дежурства. Заехала к тебе, а там этот орангутан Давид открывает в одних трусах, глазенки трет. И не признается, где тебя найти.
— Учится человек.
С Давидом всё получилось просто великолепно. Николай Николаевич Бажанов, наш декан, вылечил его от депрессии посредством наложения рук. Вернее, одной руки, правой. Именно ею он отвесил представителю княжеской фамилии смачный подзатыльник. После чего порвал все его заявления, включая обращение к Центральному комитету КПСС, позвонил на гинекологию и военным товарищам, и отправил Ашхацаву учиться. А заодно чистить от снега двор военной кафедры. Та что теперь надежда абхазской медицины медленно, но уверенно догоняла одногруппников по трудной тропе экзаменационной сессии.
— Меня не интересует твой дружок, — пошла в атаку Лиза. — Меня интересует, что у нас происходит в отношениях!
— Да все у нас нормально, что ты генеришь?!
Я сделал честные-пречестные глаза.
— Мы редко встречаемся, ты с моим отцом больше общаешься, чем со мной!
— Я тебе обещаю! На зимние каникулы поедем отдохнуть куда-нибудь. Домбай тебя устроит?
Лицо Лизы просветлело:
— Конечно устроит! А ты умеешь кататься на горных лыжах?
Вот тоже мне задачка.
— Научусь, — буркнул я, натягивая шапку. Когда же уже кончатся эти снегопады? Хотелось весны.
— Гражданин Панов? Андрей Николаевич? — оборвал нашу увлекательную беседу суровый мужской голос.
Не то чтобы тональность какая-то угрожающая слышалась — так, тенорок, никаких громовых раскатов, но когда к тебе вот так обращаются, то и фальцет испугать может. Я повернулся. Мужик, чуть за тридцать, в болоньевой курточке классического немаркого цвета и костюме отечественного покроя с чуть топорщащимся пиджаком. Рядом еще один — крупный, усатый, курит папиросу.
— Ну я Панов, — медленно ответил я, соображая, по какому ведомству эти товарищи проходит.
— Капитан Мухаметдинов, управление внутренних дел по Волгоградскому району, — на одном выдохе проговорил левый и даже показал мне развернутое удостоверение. Вверх ногами правда, но сам факт! — Проедемте с нами, Андрей Николаевич.
— Для чего?
— Побеседуем. Просто поговорим. Я потом вас домой отвезу, в целости и сохранности, — он даже улыбнуться попытался. Железный клык на верхней челюсти продемонстрировал, по крайней мере.
— Мне звонить папе? — пискнула Шишкина.
Я быстро поразмышлял. Если бы арестовывали — скрутили и в машину. Нет, тут что-то другое...
— Пока не надо, — я успокаивающе положил руку на плечо девушке. — Езжай спокойно домой. Я отзвонюсь.
Многозначительно посмотрел на ментов. Поняли или нет? Вроде да. Переглянулись даже.
— На чем поедем? — спросил я. — И куда?
— Да тут рядом совсем, — сказал он и махнул рукой на грязную «копейку» болотного цвета. — Вон машина.
Мы подошли в «копейке» и я даже потянулся открыть переднюю дверцу, но тут сзади усатый не совсем вежливо прихватил меня за плечи и довольно грубо затолкал на заднее сиденье. А потом кто-то совсем уже неласково подвинул влево, так что я оказался прямо за водителем. Я повернул голову вправо и увидел сидящего рядом со мной какого-то хрена в ментовской шинели с погонами сержанта. Мухаметдинов сел вперед, хлопнул дверцей.
— Поаккуратнее, — вякнул я, вытянул ноги.
— Помолчи там, — рыкнул сержант, выдав изо рта сложный аромат смеси дешевого табака, подсолнечных семечек, колбасы и кариесных зубов.
Мы поехали. Причем явно не в Волгоградский район, а совсем в другую сторону. Кружил Мухаметдинов так высокохудожественно, что только моя скоропомощная привычка запоминать дорогу дала мне ответ — путь наш закончился в каких-то гаражах в Раменках.
Пока ехали, я слегка успокоился. Убивать точно не будут. На кой хрен им тогда светиться перед кучей свидетелей, показывать удостоверение, машину, сержанта этого вонючего? Подстерегли бы в менее людном месте и тюкнули. Так что пугать будут. Как пел главный советский пацифист Леопольд — неприятность эту мы переживем.
Сержант отработал роль злого копа до конца: выдернул меня из машины, так что чуть не оторвал рукав модного пуховика небесного цвета. Следующим движением он уже заталкивал меня в гараж под номером тридцать семь. После этого он решил, наверное, что акций устрашения достаточно. По крайней мере, внутрь он не заходил. Усатый и Мухаметдинов
