солгал… К сожалению, с палкой нельзя было играть, когда братик спит и вообще когда он рядом. Но на даче Дени оторвется!
Мама, тетешкая Тюля, расположилась на заднем сиденье, а Дени впервые позволили сесть на переднее. Он смотрел на дорогу, убегающую под колеса, на залитые солнцем верхушки деревьев по обе стороны и думал, как здорово будет покататься на лодке с госпожой Ильтен. Градус настроения пополз вверх.
Естественно, на дачку номер 12 Дени побежал первым делом. Так торопился, что и мячик, и палку забыл взять. Промчался по не просохшей еще с весны просеке, пачкая сандалики грязью, толкнул кованую калитку, приветливо помахал красноглазому железному монстру…
И у самого крыльца словно споткнулся.
На крыльце стояла коляска. А в ней спала такая же мелкая хрень, как и дома.
Детский обиженный рев, донесшийся со двора, заставил Терезу отвлечься от кастрюли с супом, а Ильтена, задремавшего в кресле с журналом — распахнуть глаза и схватиться за сердце. В отличие от мужа, Тереза поняла сразу: голос не Верочкин. Дочь так орать не могла, объем легких не тот. Тем не менее крик ребенка — явный знак неблагополучия. Тереза сняла кастрюлю с плитки, от греха подальше, и устремилась на крик.
Надо же, а она и не знала, что Хэнки приехали. Их сын, изрядно подросший за зиму, ничком лежал у крыльца и плакал навзрыд, колотя кулачками по земле.
— Малыш, что с тобой? — Тереза присела рядом. — Ты ударился? Поранился?
Дени замотал головой. Проснувшаяся Вера заворочалась в коляске. Он бросил на нее взгляд, полный отчаяния, и заревел пуще прежнего.
— Э нет, так дело не пойдет. — Тереза взяла дрожащего пацана на руки, попутно ощупав косточки. Вроде никаких повреждений; с чего же обычно не унывающему мальцу так рыдать?
— У в-вас теперь вот это есть, — заикаясь, пробормотал Дени, показывая на коляску. — Я в-вам тоже больше не нужен, да?
— Что? — Тереза нахмурилась. Парень в натуральной истерике. И это «тоже больше не нужен» очень насторожило Терезу.
— Давай-ка в дом, — решила она.
Прижала тяжеленького уже ребенка покрепче и взошла на крыльцо. Дочка раскряхтелась, сон насмарку.
— Дед Калле! — позвала она. — Забери Верочку, она проснулась.
Проснулась, уловил Дени. Это существо проснулось. Из-за него. Сейчас госпожа Ильтен разозлится и прогонит его… Он зарыдал еще сильнее.
Но госпожа Ильтен не разжала руки. Отодвинула дверную занавеску, изнутри повеяло прохладой. Дени пришел в себя в глубоком мягком кресле, завернутый в одеяло, умытый, с вытертыми соплями. Госпожа Ильтен была рядом. И господин Ильтен тоже.
— Кому это ты не нужен, дружок? — спросил он мягко и серьезно.
— Никому, — всхлипнул Дени.
— Разве?
— Папе с мамой я не нужен! — выпалил он и заговорил, захлебываясь слезами: — У них теперь другой ребенок. А меня они больше не любят. Я им только мешаю возиться с этим противным Тюлем!
— Тюль твой брат, — покачала головой Тереза. — Три-четыре года назад ты был таким же маленьким и беспомощным, и они с тобой так же возились. А сейчас ты уже большой парень. Ты много знаешь и умеешь, ты храбрый, стойкий и здоровый. Неужели не потерпишь немного, пока твой брат чуть-чуть не подрастет?
— Я хотел к вам. — Дени хлюпнул носом. — Как в том году. — Слезы не переставали течь, и нос мок, оттого предложения были кратки и бессвязны. — А у вас тоже. Это вот. Я вам теперь мешаю, да?
— Чему ты можешь помешать-то? — Тереза взъерошила его вихры и вытерла нос платком.
Он засопел и покосился на Веру.
— Вот с этим возиться.
И сам осознал: что-то здесь не то. Госпожа Ильтен сидит с ним, а не хлопочет вокруг мелкого существа. Существо спокойно лежало на диване под присмотром знакомого старика с десятой дачи, шевеля ручками и ножками.
— Кто это? — пробурчал он.
— Это моя дочка.
— Дочка? — Слово оказалось незнакомым.
Тереза вздохнула. Ну конечно, в Тикви дочки — экзотика. Они даже в сказках не фигурируют, у всех отцов там либо сын-дурак, либо сын-герой.
— Дочка — это как сын. Только девочка.
— Девочка?
Ильтен строил гримасы, непонятные Терезе. Нет чтобы прямо сказать, что имеет в виду.
— Хочешь потрогать? — предложила Тереза, взяв малышку.
— А можно? — удивился он. Ему никогда не разрешали трогать Тюля.
Она засмеялась.
— Конечно, можно. Это не диковинная хрустальная поделка, Дени, это просто маленький человечек.
Он нерешительно протянул руку, прикоснулся к крошечной лапке. Лапка была теплая, вовсе не противная на ощупь, даже приятная. Кулачок сжался вокруг его пальца.
— Ух ты! — Пожатие было неожиданно сильным.
— Держится, — констатировала госпожа Ильтен. — Малыши всегда хотят держаться за тех, кто больше.
Дени тоже хотелось держаться за кого-нибудь. За папу с мамой в последнее время не получалось.
— А можно я у вас останусь? — робко спросил он и сам испугался. — Или вам тоже лишний ребенок не нужен, раз этот есть?
— Оставайся, — легко согласилась госпожа Ильтен, и замершее сердечко отпустило. — Ребенок лишним не бывает. — Слезы высохли. — Сейчас станем есть суп, — Дени даже не попытался закапризничать, суп так суп, — а потом будешь спать в саду. — Спать так спать, главное, что ей не все равно! — Но когда за тобой придут мама с папой, ты должен их слушаться и пойти с ними.
Дени хрюкнул. Они не придут. Им и без него хорошо.
— Ты им очень нужен, малыш, — проникновенно сказал господин Ильтен. — И ты, и твой брат. Он очень скоро вырастет, и вы подружитесь.
Это вряд ли, подумал Дени. Как можно подружиться с братом, которого даже трогать не дают и все время от него отгоняют? Уж скорее он подружится с ребенком Ильтенов. Вон как он его палец ухватил.
Уложив Дени спать в гамаке и покормив Верочку, Тереза дала волю эмоциям.
— Родители хреновы! — Она металась туда-сюда по нижней комнате, негодование не давало ей сидеть спокойно. — Они что, совсем безмозглые? Ладно, Хэнк дуболом, но эта-то — мать! Я сейчас пойду и морды им обоим начищу, чтоб знали!
— Тихо, Тереза, — успокаивающе проговорил Ильтен. — Не надо никого бить. Это неэтично…
— А вот так с собственным дитем обходиться — этично? Куда бы он пошел, если бы нас не было? Куда глаза глядят? Пока не нарвался бы на похитителей детей для перепродажи или вообще извращенцев каких-нибудь? — Наслушавшись историй из будней службы охраны безопасности и сама в них поучаствовав, Тереза хорошо представляла, что может ждать ребенка, обидевшегося на родителей и хлопнувшего дверью родного дома. — Я этой курице тупой все перья повыщипываю!
— Милая, в их семье госпожа Хэнк ничего не решает, — напомнил Ильтен. —
