«Уважаемые Николай Александрович и Никита Сергеевич! — писал рабочий В. Казаков. — Большое желание имею, чтобы Вы лично прочли мое письмо и поделились им с т. Хрущевым… Я передаю Вам мнение рабочих (в разговорах во время рабочего перерыва). Неоднократно приходится слышать: а зачем они едут в Англию? Да еще оба. Затем следует: это ловушка. Агрессоры крепко подготовились не к фронтальной войне, а к массовому внезапному налету на СССР, применяя атомные бомбы.
1) На это они имеют базы вокруг СССР; 2) кое-что, видимо, удалось сфотографировать с воздушных шаров. Ваше отсутствие вызовет панику у руководства.
Второе. Американцы на 25 апреля приглашают ветеранов войны — ясно преследуют цель, чтобы приехал Жуков (в тот момент — член Президиума ЦК КПСС, министр обороны. — Ю.Р.) и другие талантливые руководители.
Выводы. Вы там, а Жуков в пути. Все это вызывает тревогу у простых людей, рабочих-станочников».
Что ж, партийные идеологи и пропагандисты недаром ели свой хлеб, пугая народ капиталистическим окружением. Однако, вопреки всем опасениям, визит прошел вполне успешно. Состоялось несколько встреч с премьер-министром А. Иденом, а также прием у королевы Елизаветы II. Был накрыт традиционный чай, и советские руководители в непринужденной обстановке могли вблизи рассмотреть главу британского королевского дома. Женщина у руля государства — это было для нас так непривычно. Атмосфера оказалась доверительной, общий язык с хозяевами, судя по всему, был найден. «Обычная женщина, жена своего мужа и мать своих детей», — так высказался Хрущев о Ее Величестве.
Затруднения у наших руководителей вызвал дипломатический протокол, согласно которому руководить делегацией мог лишь глава исполнительной власти, каковым был Булганин, а не фактический лидер страны первый секретарь ЦК Хрущев. Впрочем, протокол быстро забывался, и стоило начаться переговорам, по напористой манере поведения Никиты Сергеевича уже никто не сомневался, кто в Советском Союзе подлинный хозяин.
Во время визита Хрущева и Булганина в Великобританию не было подписано никаких соглашений, но это и не предусматривалось. Шло взаимное изучение друг друга, наведение мостов между Востоком и Западом.
А на родине газеты печатали многочисленные сообщения о визите. На фотоснимках с простоватым Хрущевым выгодно контрастировал своей внешностью глава правительства. Благодаря воспоминаниям Г.П. Вишневской мы имеем возможность судить о восприятии Булганина интеллигенцией: «…Среди топорных, грубых физиономий членов правительства он выделялся своей интеллигентной внешностью, мягкими, приятными манерами. Было в его облике что-то от старорежимного генерала в отставке, и ему очень хотелось казаться в моих глазах просвещенным монархом, этаким Николаем III». И молодой муж Вишневской Мстислав Ростропович соглашался: «Ведь он очень милый человек. Только зачем он за тобой ухаживает! Если б не это — я с удовольствием дружил бы с ним».
Судя по воспоминаниям певицы, Булганин был для творческой интеллигенции «наследником Сталина, зловещая тень которого, вселяя ужас, еще долго витала над страной». Это впечатление еще более усилилось, когда молодоженам выпала возможность составить личное представление о нравах партийно-государственной элиты постсталинского времени. 11 июня 1955 г. главе правительства исполнилось 60 лет. По случаю юбилея на даче Булганина в Жаворонках был дан прием и устроен концерт с участием, как тогда говаривали, мастеров искусств. В числе последних по настоятельной просьбе Николая Александровича была и мемуаристка.
Далее слово Галине Вишневской: «Правда, слово «прием» тут не подходит, да русские люди и не любят этого слова: сразу представляется красивая сервировка стола, официанты, белые салфетки, хрусталь и прочие сковывающие душу атрибуты. Нет, это была наша родимая, нормальная русская пьянка, и я приехала в самом ее разгаре — дым шел коромыслом… Улыбающийся «новорожденный» провел меня на место рядом с собой, и под многозначительными взглядами присутствующих я села между ним и Хрущевым. Охватившее душу чувство смятения и напряженности уже весь вечер не покидало меня.
Собрался здесь очень тесный круг гостей — члены Политбюро, их семьи, несколько маршалов (среди них — знаменитый Жуков, после войны побывавший в сталинской ссылке). Впервые я видела наших вождей, с детства знакомых по портретам, всех вместе, да еще «дома», с чадами и домочадцами. Как странно выглядят они в домашней обстановке! За большим столом, заваленным едой и бутылками, тесно прижавшиеся друг к другу… Разговаривают громко, властно, много пьют. Чувствуется в них какой-то неестественный внутренний напор, будто собрались вместе волчьи вожаки и не рискуют друг перед другом расслабиться…
У всех — беспородные, обрюзгшие лица, грубые голоса, простецкое, вульгарное обращение между собой. В этом гаме постоянно слышен резкий, хриплый голос Кагановича с сильным еврейским акцентом. Даже здесь, среди своих, — вместо тостов лозунги и цитаты из газет: «Слава Коммунистической партии!», «Да здравствует Советский Союз!»
С привычной топорностью льстят Булганину, особенно часто называют его «наш интеллигент», зная, что ему это нравится…
А кругом плывут волной воспоминания:
— Никита, а помнишь?..
— А ты помнишь, как в тридцатых годах?..
Самая бойкая из жен — некрасивая, мужеподобная — кричит через весь стол:
— А помнишь, Коля, как ты появился у нас в Туркестане совсем молоденьким офицериком? Я Лазарю говорю: смотри, какой красивый…
Ага, это жена Кагановича.
— …интеллигентный молодой человек. Ведь ты у нас всегда был особый, ты ведь наша гордость!..
Почему, Господи, я сижу здесь и слушаю эту циничную ложь, почему я терплю эти многозначительные взгляды? Ведь я их всех ненавижу, я не желаю быть в их обществе…»
Острая неприязнь Вишневской к партийной элите, у многих представителей которой руки были по локоть в крови соотечественников, понятна. Нетрудно разделить и чувства, которые испытывала молодая женщина, лишь недавно вступившая в брак с любимым человеком, при попытках ухаживания со стороны пожилого и неприятного ей человека. Но вот говорить о ее личной кристальной щепетильности, судя по воспоминаниям, тоже мало оснований. Когда за молодоженами в Моссовете отказались закрепить кооперативную квартиру из-за больших излишков жилплощади, они не постеснялись обратиться именно к Булганину, приехавшему поздравить их с Новым 1956 годом, и вопрос был разрешен в течение считаных дней. Ордер из Моссовета принесли прямо на дом, «чуть ли не на подносе». Ей-ей, принимая его, Галина Павловна подумала: «С паршивой овцы хоть шерсти клок».
И не о таких ли случаях вспоминал на июньском пленуме ЦК КПСС 1957 г. Н.С. Хрущев, сообщив, что «ряд товарищей» обратились к нему со следующей просьбой: «Товарищ Хрущев, скажите Николаю Александровичу, пусть он квартиры артисткам не раздает, а тем более на новоселье к ним не ездит. Разговоров много нехороших по этому поводу идет!»
ГОД 1957-й…Год XX съезда оказался рубежным для советского народа, для государства, для партии. Для Николая Александровича Булганина — тоже. Несмотря на то что он много лет находился в окружении Сталина, ему, как видно, претили крайности режима: свирепые расправы над политическими противниками, оголтелые идеологические кампании, обстановка чрезвычайщины, которую с окончанием войны вождь стал утверждать в обществе. И когда Хрущев попытался эти крайности преодолеть, раскритиковав «культ личности», он встретил в лице Булганина союзника. Благодаря его поддержке, а также некоторых других членов Президиума ЦК — М.Г. Первухина, М.З. Сабурова, А.И. Кириченко, удалось сломить сопротивление тех старых членов руководства (в первую очередь В.М. Молотова, Л.М. Кагановича, К.Е. Ворошилова), которые считали политически вредным и даже опасным выносить на съезд партии вопрос о репрессиях 1930-х гг.
