Что я могу сказать… это было больно.
Это было больно до такой степени, что мне показалось, будто кости перемалывают в труху. Если поначалу я могла терпеть, даже сделала два шага, то через секунду меня как будто сунули живой в пламя. Я закричала. Рассудок помутился, перед глазами повисла белая пелена, исчезли все звуки, оставляя меня наедине с болью — сокрушительной, жгучей, лишающей разума.
Когда я пришла в себя, то была уже внутри, судорожно, сухо всхлипывая — в объятиях дин Ланнверта. Сердце бешено колотилось, ноги были как ватные, а в ушах до сих пор звенело тихим комариным звоном. Горло болело, словно от крика я сорвала связки. Но больше всего меня изумило то, что я сама, по своей воле вцепилась в рубашку дин Ланнверта, а он тихо и успокаивающе твердил над моей головой:
— Ну же… всё уже хорошо… я сожалею…
Подавив очередной сухой всхлип, я подняла на него глаза — и сердце вдруг сбилось с ритма.
Это было нечестно и неправильно — держать меня в объятиях с таким выражением на лице, как будто ему в самом деле было жаль, как будто он в самом деле испугался за меня. И ещё было совершенно неправильно наклониться ко мне так близко, так упорно всматриваться в мои глаза.
Мне безумно захотелось податься вперёд, провести языком по изгибу его верхней губы, прикусить нижнюю, понять, такие ли они жёсткие, какими кажутся, или неожиданно мягкие и отзывчивые.
Дин Ланнверт вдруг поймал мой взгляд, и его руки на моих плечах сжались чуть крепче. Я затаила дыхание, сама не зная, чего хочу — убежать или опустить ресницы, трепеща от предвкушения.
И вспомнила, как он угрожал мне, как издевался, как ледяным голосом цедил, что я дешёвка и грязная девка. Видимо, не настолько, чтобы держать в объятиях и смотреть… вот так!
Гнев вспыхнул, тут же возвращая мне все силы и желание держаться от дин Ланнверта подальше. Я вырвалась из его рук, пользуясь растерянностью, размахнулась и влепила ему щедрую полновесную пощёчину.
— Вы садист и мерзавец, нейд! Не приближайтесь ко мне! — и быстро зашагала назад к поместью.
Догонять меня дин Ланнверт не стал.
Глава 7Я собиралась обедать у себя или, если этого мне не позволят, пропустить обед: не было никакого желания ни видеть дин Ланнверта, ни повторять то, что было за завтраком. Но немногим после полудня в дверь деликатно постучалась Нея и сообщила, что хозяин приказал накрыть мне в малой столовой.
— Только мне? — переспросила я.
— Да, нейди.
— Весьма любезно с его стороны, — я встала и отложила книгу.
Дин Ланнверт всё же сподобился прислать мне несколько романов. А вот на письменные принадлежности поскупился. Видно, боялся, что я найду способ отослать весть, и не догадывался, что я уже это сделала, правда, устно.
— Его сиятельство сейчас отсутствуют, я думаю, поэтому, — хотя я её не спрашивала, Нея сама высказала предположение.
— Отсутствуют?
А вот это было интересно.
— Да, нейди. С час назад вместе с нейдами изволили отбыть.
Святая Миена, спасибо тебе!
— Со всеми, впятером?
— Да, нейди, — Нея отвечала послушно, но на лице её появилась тень. Видимо, не была уверена, что можно вот так вот выкладывать мне всё, что происходит в поместье.
Чтобы не насторожить её, я не стала продолжать расспросы. Последовала в столовую — там и впрямь было накрыто на одну персону. С удовольствием, можно сказать, наслаждением даже, поела. Впервые за то время, что попала сюда.
А потом вернулась в сопровождении Неи к себе и сказала, что буду читать и дремать, и попросила, чтобы в ближайшие несколько часов меня не беспокоили.
А сама, дождавшись, пока шаги горничной затихнут в отдалении, осторожно выскользнула из комнаты и поспешила прочь.
Потратить зря такой шанс? Да никогда, клянусь именем Тинны Амелис эс-Рейборн!
Святая Миена не оставила меня, и на пути к покоям дин Ланнверта я почти никого не встретила. Только один раз мимо тихо, как тень, прокралась незнакомая горничная, но и она не посмела ни остановить меня, ни даже взглянуть мне в лицо.
Я сама не знала, что буду делать, когда доберусь до места. Шла по наитию, просто потому, что не могла бездействовать. Надежда была лишь на то, что обычно человек не запирает свои покои, когда уходит из дома — по крайней мере никому ни в Ордоне, ни в отцовском замке такая идея в голову не приходила. В замке всегда и безусловно запирались только подземные этажи: там находилась отцовская лаборатория.
Двери я узнала издалека, и сердце запоздало ёкнуло. В прошлый раз здесь скучал лакей, но сейчас было пусто. Ещё раз попросив защиты святой покровительницы, я прокралась к дверям и осторожно нажала на ручку.
Тихо, с еле слышным клацаньем дверь отворилась.
Внутри царил сумрак: шторы были задёрнуты, свет не горел. Я закрыла за собой дверь и несколько секунд стояла на месте, ожидая, пока глаза не привыкнут.
Это была та самая гостиная, где мы в прошлый раз ужинали. Я узнала стол — сейчас он был отодвинут к стене, и вместо канделябров и столовых приборов его поверхность загромождали книги и письменные принадлежности.
Удача! Я же могу позаимствовать здесь бумагу, перо и чернила. Впрочем, это на потом, когда я буду уходить.
Я крадучись пошла по краю, внимательно выискивая в тёмной обивке двери, ведущие в другие комнаты. Вряд ли в гостиной дин Ланнверт хранит что-нибудь по-настоящему важное.
Первая же, которая встретилась мне, вела в ванную комнату. Тут я уж осмелела и включила свет. Из чистого любопытства: хотелось хорошенько рассмотреть, какую роскошь приготовил себе дин Ланнверт.
Мои предчувствия не были обмануты, ванная комната и впрямь оказалась отделана по последнему слову техники. Если по сравнению с домом в Ордене ванная в моих покоях здесь выигрывала, то ванная дин Ланнверта могла бы смело смотреть на мою с пренебрежительным фырканьем. Ванна — огромная белоснежная внутри и позолоченная снаружи, на выгнутых львиных ножках, сверкающая чистотой — стояла посреди комнаты, рядом на высокой, тоже позолоченной стойке, свисали синие и белые полотенца, чуть поодаль возвышалась полка с банными принадлежностями, а ещё поодаль, за роскошной, разрисованной в мальзийском стиле, тиграми и камышами, ширмой, по всей видимости, прятался туалетный уголок.
Безумно захотелось устроить дин Ланнверту какую-нибудь каверзу, и сдержала меня только мысль о том, что я не знаю, когда они вернутся. Пришлось оставить ванную комнату в покое и отправиться дальше.
