Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
– Зачем, если я так долго и непросто шел к этому – возможности вдохнуть воздуха дальних странствий?
– Ну да, ну да. А на ночь вы собираетесь их закрывать?
– Ой, вряд ли: ветерок, хорошо так, свежо – люблю свежий воздух.
Он говорит:
– Я бы на вашем месте прикрыл.
При этом он закрывает иллюминатор, завинчивает такие специальные вентили.
– Лучше бы еще и это прикрыть. – И задраивает вдобавок стальную «ставенку» в палец толщиной.
Сижу, недоумеваю: зачем?!
– Понимаете, – спокойно объясняет мне капитан, – на море всякое бывает. Может просто прийти одна волна – безо всякого серьезного шторма, и у вас будет в каюте по колено воды.
– А можно хотя бы вот этими стальными шторками окошко не закрывать? – я еще надеялся, что мне удастся воспользоваться всеми преимуществами каюты командующего.
– Выбьет окошко-то, – отвечает мне капитан Новиков.
Прекрасный человек, мы до сих пор поддерживаем отношения.
Пятница, 1 сентября
Сегодня я наконец разрешил серьезную загадку, которая мучила меня все это время. В моей каюте стоит стул – обыкновенный, ничего необычного, к полу не привинчен. Все время, что мы были в море, он никогда не стоял на четырех ножках – только на двух. Понятно: крен, качка. Но я заметил одну таинственную закономерность: когда стул откидывается назад и стоит на задних ножках, упираясь в стенку, в каюте начинает пахнуть какашками. Когда же он становится на передние ножки и упирается в стол – запаха нет.
Сегодня я понял, в чем дело. Канализация на корабле подчиняется закону сообщающихся сосудов. И когда барк накреняется на один борт, для неинтеллигентных запахов открываются все пути; крен на другой борт прекращает эту «вентиляцию». Не могу сказать, чтобы я гордился этим своим открытием, но стало как-то полегче.
Суббота, 2 сентября
Качка усиливается. Глотаю таблетки.
Воскресенье, 3 сентября
Здравствуй, морская болезнь. Из позитивного: я понял, почему Крузенштерн собирал людей в кают-компании. Чтобы люди разговаривали друг с другом. Думаю про ребят, которые сейчас на барке. Четырнадцать месяцев в открытом море. Ты живешь на корабле, который только с берега кажется большим, а «изнутри» – полное ощущение, что ты заперт в каком-то маленьком отеле, изолированном от всего мира пансионате – как у Агаты Кристи, только участников сюжета побольше. В таких условиях у людей должно быть, во-первых, дело, во-вторых – общение. Иначе можно свихнуться. В кругосветках такое происходит регулярно, мне уже рассказали пару случаев.
У бездельника на таком корабле шансов нет: точно тронешься умом. Я придумал для себя занятие: собираю курсантов, офицеров и рассказываю им о театре, о кино, травлю анекдоты в курилках – развлекаю и себя и их. Кто-то смеется, кто-то нет, все люди – разные. Опять же: вспоминаю записки Крузенштерна. У него тоже компания подобралась непростая. Граф Резанов, например. Тот самый, который «Ты меня на рассвете разбудишь…» – «Юнона и Авось», «Ленком», Марк Захаров, прекрасный Караченцов… В жизни, выясняется, был тот еще персонаж. Матросы даже просили его: если уж не можете без походов по портовым борделям, то хоть крест предварительно снимите – стыдно.
Потом Крузенштерн и Резанов рассорились настолько, что граф жаловался властям, мол, Крузенштерн взбунтовал против него экипаж, и требовал для адмирала смертной казни. Как-то обошлось.
Понедельник, 4 сентября
Надо быть честным: я на грани. Накопилась тяжелейшая усталость, постоянно тошнит. Кухня ни при чем – корабельная кухня прекрасная! Жалею, что не могу теперь оценить.
Заставляю себя выползать на палубу и снимать.
Вторник, 5 сентября
Шторм, восемь баллов.
Что такое оказаться на палубе корабля в шторм? Это – как в кино: в какой-то момент корабль начинает заползать по огромной волне вверх. Он ползет, ползет, и, если ты стоишь ближе к носовой части – ты просто не видишь воды. Нос корабля торчит прямо в небо. Еще мгновение, похожее на невесомость, какой-то тонкий баланс нарушается – и бушприт протыкает темную водяную стену. На палубу летят тонны воды: только держись. В какой-то момент начинается жуткий гул – ощущение, как будто над тобой взлетает сверхзвуковой самолет.
Ко мне подходит боцман. Тоже Юра. Милейший, интереснейший человек, с серьгой и переломанным носом, без одного зуба во рту – настоящий такой боцман, морской бродяга.
– Юрия Вячеславович, прошли бы вы в каюту.
– Ага. Юр, а что такое гудит сейчас?
– Понимаете, какая штука: когда скорость ветра превышает двадцать метров в секунду, начинает звучать вся снасть. Все тросы, в том числе металлические, начинают вибрировать, как струны. Дует здесь, в общем.
Я, конечно, как дебил (теперь я понимаю, что другого цензурного слова не подобрать) еще побегал по палубе с фотоаппаратом. Куда деваться – заранее договорился с ребятами из ProLab, будем делать альбом и выставку. Не представляю пока, как разобраться со всем тем, что я привезу, но тут я спокоен: пролабовские меня еще ни разу не подводили – помогут. Лишь бы камеру не утопить.
Четверг, 7 сентября
Шторм начинает стихать. Два дня в восьмибалльном шторме – для меня это перебор.
Спасение пришло откуда не ждали: из туалета. В моей каюте есть туалет. Это не обычный корабельный гальюн. Это именно туалет – начисто лишенный каких бы то ни было морских атрибутов. Тут нет иллюминатора, в потолок вмонтированы галогеновые светильники, стоит обычная «сухопутная» раковина, ванна, унитаз и биде.
Мой способ борьбы с морем оказался прост и гениален. Когда вчера мне стало совсем невмоготу, я закрылся в туалете, опустил крышку на унитазе, сел на него, заткнул уши, чтобы не слышать гула снастей, и уставился на биде. Я всеми силами пытался представить себе, что я дома. Помогло! Теперь вся надежда на мои «антикорабельные» медитации.
Воскресенье, 10 сентября
Я на суше! Сегодня я попрощался с «Крузенштерном» и его командой и сошел на берег. Пообещал, что провожу их сегодня вечером, когда они отправятся дальше по маршруту.
Понедельник, 11 сентября
Вчера я проводил «Крузенштерн». Вечером приехал в порт и вместе с толпой зевак смотрел, как эта белая махина отходит от причала. Самое грандиозное, что я видел в своей жизни, – это как ставят паруса на «Крузенштерне». К концу плавания у меня уже болел затылок оттого, что я постоянно ходил по палубе, задрав голову, – смотрел вверх. Странно, но я до сих пор не встретил ни одного фильма, где показали бы эйфорию этого момента – когда в небе, как облака, оживают огромные паруса.
Это совершенно фантастическая форма существования материи и пространства. Люди, карабкающиеся по вантам в небо. Орущие боцманы. Ругань, крики. Потом только я сообразил, что все их крики снизу, с палубы – они же не слышны там, наверху. Их иногда даже в трех метрах не слышно – когда ревет океан за бортом. Но эти крики, ругань, эти разинутые рты боцманов – все это совершенно необходимые вещи для управления кораблем. Эти команды не слышат, но их ощущают. Даже я их ощущал, стоя далеко внизу, на причале.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
