Но он — наркоман игры, завтра он вернется. И так день заднем… Вот почему я и принял тебя за мошенника, когда ты сорвал банк напятицентовой машине перед входом.
Обычно для твоего банка максимум — две полоски на первом колесе.То есть у тебя один шанс из десяти. Потом на среднем колесе одна и на третьемодна. Понимаешь?
Один шанс из двадцати на каждом из этих колес, и один издесяти на первом колесе. К тому же на первом колесе одну из полосок мы закрылироликом. А теперь посчитай, сколько у тебя шансов, чтобы сорвать большой куш.
— А что ты скажешь о той девушке? — наконец спросил я, ужеизнемогая от свалившихся на меня новых знаний.
— Эта девчонка, братишка, хитрюга. Я сразу ее приметил.
— Давно это было?
— Дней десять или две недели назад. Она просто впилась вигральный автомат. Сначала играла честно, как надо. Запудрила мне мозги, милаятакая обманщица. На самом деле провела меня, как сосунка. Сначала я и не думал,что ей что-нибудь светит, кроме как остаться при своих. Проверяю машины послеее ухода — машины в полном порядке… Короче, она здорово меня надула.
Просверлила пару машин, а я уже и проверять их за нейперестал. Девчонка доила их пару дней, а сегодня вечером со своим дружкомпоявилась для более крупной чистки. Это как пить дать… Ну, и я подготовился.Если бы ты не сорвал — нежданно-негаданно — крупный банк на машине с роликами,я бы их прищучил.
— Откуда ты? — переменил я пластинку.
— Родился в Новом Орлеане. Сюда приехал из Сан-Франциско. Яосмотрел тут машины и заметил, что половина из них высверлена. Я сказал ХарвиБрекенриджу, что он лопух. Немного с ним поговорил, показал ему приемы, он далмне работу — охранять от жулья его заведение. Я говорил ему, что знаю всешайки, которые работают с машинами. И я на самом деле знал. А вот что СидДженникс ударился в игорно-машинный рэкет — не знал.
И эта девчонка для меня новенькая… Да и здесь, в Лас-Вегасе,они вообще не так опасны, как в Калифорнии.
— Почему?
— Потому что в других штатах игра запрещена. А здесь, вЛас-Вегасе, разрешена.
— Ну и что с того?
— Напряги мозги, приятель, напряги мозги. Предположим, игразапрещена, а ты ловишь парня, выуживающего деньгу. Ты вышвыриваешь его из залана улицу, орешь на него, но не можешь его арестовать, потому что он… ничего некрадет. А не крадет почему? У тебя нет игрального автомата, закон запрещаеттебе его иметь. Улавливаешь?
— Улавливаю.
— Что-нибудь хочешь узнать еще?
— Не знаешь, как зовут девушку?
— Нет.
— Как же ей удается ввязаться в игру? Кто ее подначивает?Или делает здесь… свою игру?
— С мужчинами?
— Да.
Луи поскреб свою шевелюру.
— Лас-Вегас, братишка, отличается от других городов и Невадаот других штатов. Девчонки приезжают сюда, чтобы развестись. Они вынужденыждать, пока устроят себе место жительства. Хорошо, если все закончится быстро,а если нет? Время тянется медленно. Девушкам становится одиноко… И когдакакой-нибудь смазливый парень кладет на нее глаз, она начинает думать: «Апочему бы и нет, черт возьми»… Им тут нечем больше заняться… так или иначе,почти все они делают карьеру таким образом.
— Ты можешь вспомнить кого-нибудь, кто был вместе с тойдевушкой?
— Вроде нет. Но… погоди-ка, а ведь правда… Я вспоминаю одну,была здесь вчера, вроде бы вместе с той, кто тебя интересует. Нечтосногсшибательное.
— Можешь ее описать?
— Еще бы! Рыжая-рыжая! Не помню, какого цвета у нее глаза,но вся-то она рыжая, клубника со сливками.
Ходит, и все у нее двигается, плавно-плавно, как желе натарелке.
— Полная? — спросил я.
— Нет. Точно, нет. Скорей худенькая, но не костлявая.Женщины, бывает, доводят себя диетой… руки и ноги как спички, суставы у нихзастывают, ходят, будто деревянные. Та… совсем все иное у нее.
— Сколько лет?
— За двадцать.
— Сколько раз она сюда приходила?
— Пару раз. И оба — с твоей девушкой… Стой, я еще кое-чтоприпоминаю. У нее нос как у кролика.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты знаешь, как кролик двигает носом? Вот и у нее так, и,когда она была немного взволнована, ноздри так же подрагивали… Я это заметил. Авообще — очень привлекательная, стоило бы за ней приударить.
Я протянул руку:
— Спасибо, Луи.
— Да не за что. И никаких обид из-за плюхи?
Я отрицательно замотал головой.
— Если честно, — сказал Луи, — ты оказался слабоват. Заметь,ты совсем не держал шею. Когда дерешься, ты должен держать шейные мускулы,понимаешь! Коль удар пройдет сквозь твою защиту и ты будешь вынужден ловить егона подбородок, — ты тогда не свалишься, удар пойдет вскользь. Понимаешь?
— Нет, Луи. И у меня сейчас нет времени вникать в такиевещи. Как-нибудь ты мне покажешь.
Он просиял.
— Правда, дружище? Ух ты, здорово б было. Да и хорошо бчуток потренироваться, вот тогда я кое-что тебе покажу. А для начала давай-капопробуем старинный удар-блок.
И он опять принял боксерскую стойку, затанцевал поцементному полу.
— Ладно, ладно, Луи, — отмахнулся я. — Вернусь, тогда ипокажешь.
Я направился к выходу из подвала. Часы показывали без пятишесть.
Глава 4
Я снова поднялся в квартиру Хелен Фрамли.
Лицо у меня болело. Кончиками пальцев я нащупал желвак справой стороны, а под левой скулой — еще один. Может быть, они не так уж былизаметны, но дергали и ныли будь здоров как.
Я позвонил и стал ждать.
Никто не ответил.
Позвонил снова.
Дверь в соседней квартире распахнулась. Женщина, с которой яразговаривал недавно, протянула:
— А, это вы, опять вы… Сейчас-то она дома. А я-то подумала:кто это звонит к нам?.. Так в чем дело? Не отвечает?
— Дайте ей время. Она могла и не услышать звонка.
— Хм! Я у себя слышу, а она — не слышит. Я ведь дажеподумала, что вы нажали на наш звонок.
Из глубины квартиры раздраженный мужской голос прокричал:
— Ма, да отойди ты от двери, прекрати совать нос в чужиедела.
