Как-то за ужином она втянула его в обсуждение вопроса, кто бы это мог по ночам скрипеть половицами и бродить по лестнице.
— Тетушка Сюзанна всегда настаивала на том, что это дядюшка Хэмфри, ведь его повесили в Тайберне, а привидениями, по общему мнению, становятся те, кто умер насильственной смертью, — сказал ей тогда Стафф.
— Но что думаешь об этом ты сам, любовь моя? — не отставала от него Мария.
— Я так рассудил: если это вообще не чудится, то это мой отец, — признался Стафф. — Ты понимаешь, эта усадьба по праву наследования принадлежала ему от рождения, а у Хэмфри была усадьба Стонхаус, ближе к Колчестеру. После восстания ту усадьбу конфисковали. Более того, мой отец умер от лихорадки в этом самом доме и, насколько я могу судить, призрак никак не проявляет себя, если в доме нахожусь я. Моя мать умерла тоже здесь, давая жизнь мне, однако о привидении не было слышно, пока не умер отец. Похоже на то, — заключил Стафф, и его глаза сделались какими-то отстраненными, а голос зазвучал мягче, — что отец не находит себе места, пока я при дворе, во власти короля, так сказать; когда же я приезжаю сюда, он успокаивается, а сейчас тем более — мы же поселились здесь. Это, понимаешь, просто рассуждение, если уж верить всем россказням и страхам старушки тетушки. Может быть и так, что ступени на лестнице скрипят от старости, я-то ведь ничего такого никогда не видел, пусть старушка и рассказывала мне, что двери ни с того ни с сего распахивались, а мебель двигалась сама собой. Ну, если такое произойдет теперь, — шутливо закончил он, — то единственно из желания призрака посмотреть, каких красавиц, жену и дочку, я привез в Уивенго. Только ты лучше не рассказывай эти сказки малышке Кэтрин. И сама не слишком переживай — к нам призрак настроен весьма дружески.
— Откуда ты это можешь знать? — бросила Мария, которой все-таки становилось не по себе при мысли о том, что в усадьбе живут привидения.
— Он же скрипит половицами не только по ночам, но и днем тоже, а лучшие народные сказители подтвердят тебе, что злые духи не осмеливаются давать знать о себе при свете дня.
Мария в конце так и не поняла, шутит Стафф или нет, а потому прекратила разговор. Он же настаивал, что призраки населяют ее собственные мысли, и в этом, возможно, был прав.
Впрочем, в тот радостный день, когда они прибыли в Уивенго, чтобы поселиться здесь, никаких привидений не было вовсе, и при воспоминании о том дне на губах Марии заиграла улыбка. Стафф перенес ее через порог, усталую с дороги, забрызганную грязью, и стал громко сзывать растерянных слуг, дабы они приветствовали своего господина, который бывает здесь так редко, и новую госпожу, которой они еще не видели. Наконец-то она оказалась в объятиях уютного Уивенго, его оштукатуренных дубовых бревен. Стафф, Мария, Нэнси и Стивен смеялись и обнимались, радостно приветствуя самих себя на новом месте. Прислуга усадьбы, состоявшая из восьми человек, поначалу ощутила беспокойство и даже некоторый страх, когда узнала, что их новая хозяйка — сестра королевы Анны Болейн, супруги великого Генриха, но вскоре все к этому привыкли и полюбили ее.
Гордый Стафф, охваченный энтузиазмом, показал ей симпатичный уютный дом в три этажа, с фронтоном. На первом этаже — светлица, парадный обеденный зал, кухня из нескольких помещений, включавших кладовую, маслодельню, а также сусеки, где просеивали и хранили муку. На втором этаже, куда вела лестница из резного дуба, помещались опочивальня хозяев, гостиная и четыре небольшие спаленки. А на самом верху, под высокими балками крыши, находились комнаты прислуги и чуланы для всевозможных вещей. В плане дом напоминал огромную букву «Н», окруженную садами и огородами, с тем чудесным прудиком, у которого Мария сидела сейчас.
Почти вся мебель в доме была старой, средневековой — резные тяжелые шкафы и комоды, столы, кресла и сундуки. Стафф говорил, что со временем они все это поменяют, но Марии мебель сразу же понравилась. Здесь все напоминало ей Гевер: такие же гладкие, словно покрытые лаком веков, предметы из дуба, клена и вишневого дерева, так же свободно проникают в дом ароматы садов, а в комнатах тепло и уютно. А больше всего ей понравилось просторное ложе из темного дуба; вокруг всех четырех тяжелых столбиков вились искусно вырезанные виноградные лозы и цветы; на столбиках покоился деревянный навес с резными завитками и хозяйским гербом. Даже сейчас, в самом начале осени, Мария представляла себе холодные зимние ночи, которые не заставят себя долго ждать. Вот тогда они смогут задергивать вышитые бежевые занавеси по сторонам ложа и уединяться в собственном мире, надежно укрытом от соглядатаев Кромвеля и от внезапных вызовов к королю.
— Малышка Кэтрин сказала, что вы желаете вздремнуть, госпожа, — прервал ее размышления голос Нэнси.
— Да, Нэнси. Помоги мне встать. Если только ты поможешь мне взобраться по крутым ступенькам и уложишь в постель, я буду весьма тебе признательна. Что-то темнеет на дворе, правда? Скоро хозяин должен вернуться. Если пойдет дождь в пору уборки урожая и вымочит собранное зерно, он будет в мрачном настроении.
— У вас уже начались схватки, госпожа?
Мария вместо ответа покачала головой.
Они миновали узкую кухоньку с открытым очагом; Бреннан, которая старательно месила тесто на огромной деревянной доске, подняла голову и увидела, как Нэнси ведет хозяйку в холл. У нее расширились глаза.
— Нет, Бреннан, — ответила Нэнси на невысказанный вопрос. — Пока еще рано посылать Стивена в деревню за повитухой, но ты не уходи отсюда — может, нам понадобится кипяток.
— Она хорошая кухарка, Нэнси, вот только посплетничать слишком любит, — заметила Мария, когда они вышли с кухни. — Готова поспорить — если бы мы взяли ее ко двору, то Джейн Рочфорд сочла бы ее опасной соперницей по части распространения скандальных новостей.
За парадным входом, за узкой прихожей находилась гостиная, пустынная и полутемная. Женщины стали подниматься на второй этаж. На лестнице из темного дуба было мрачновато (сегодня из окон лился не такой уж яркий свет), но сработана она была на совесть и никогда не скрипела, даже под тяжелыми шагами Стаффа. «Вот, — с невольной дрожью подумала Мария, — хотя бы одно доказательство того, что призрак Уивенго бродит по этой лестнице».
В опочивальне стояло высокое квадратное супружеское ложе, а рядом уже была приготовлена колыбелька из украшенного резьбой орехового дерева. Мария села на ложе, Нэнси помогла ей лечь.
— Нет-нет, укрывать не нужно. И так тепло. А если приедет господин, разбуди меня, разве что чуть-чуть дай поспать.
— Будет исполнено, госпожа. — Нэнси задернула тяжелые занавеси на двух окнах с ромбовидными переплетами и повернулась к двери, собираясь оставить хозяйку.
— Нэнси! Я в последнее время не слишком резковата с тобой, нет?
— Нет, леди Мария. Да если б даже вы и посердились, я бы это поняла — вы же младенца ждете и забот хватает.
— И забот. Да, Нэнси, дело не только в младенце. Я так часто думаю о королеве — она так далеко, она несчастлива. Кажется такой ужасной несправедливостью, что я здесь со Стаффом, все кругом так покойно. Вы со Стивеном счастливы. Я знаю это, я же вижу.
