было претендовать на Иеломойю!.. И будет!
— Скажите, пожалуйста, однодневная чума! — бормотал потрясенный Фома. — И до третьего колена? То есть — вперед?.. Потрясающе!
— Правда, соседи считают иначе и Иеломойе грозит неминуемая опасность, — закончил Мартин краткий обзор истории.
— Так я и знал! — Фома лениво отхлебнул кофе, предварительно разбавив его топленым молоком. — Как только у меня появляется собственность, так сразу объявляются и ее собственники!.. Это ты прислал мне Мэю?
Мартин поперхнулся куском.
— Ну у вас и переходы, ваше сиятельство! Война, война, вдруг бац — баба!
— Ты еще не знаешь моих переходов, юноша! — сказал Фома, продолжая уминать завтрак (Доктор устроил мне великолепный променад из одной реальности в другую, но кому об этом расскажешь?). — И о чем же еще могут говорить настоящие мужчины? — спросил он уже вслух. — Только о подвигах!
— Здорово! — восхитился Мартин. — Вы уже не кажетесь этим чудаком, странным рыцарем.
— Мартин, если ты в следующий раз скажешь сраный, вместо — странствующий, то слово рыцарь лучше не говори, потому что я оторву тебе голову, как дядюшке Джо! — пообещал Фома.
Мартин непонимающе уставился на него.
— А что я сказал?
— Я понимаю, что рыцарь может быть странным или страннующимся, как ты вчера выразился, но прошу тебя больше не экспериментируй с этим словом. Странствующий это значит переходящий из страны в страну; туда-сюда, туда-сюда, — понял?
— Понял. Вы про эти переходы?
— А лучше, — вздохнул Фома, — вообще не называй меня так. Я теперь граф, мое сиятельство, вот так и называй, хорошо?
— Хорошо, ваше сиятельство! — с готовностью подхватил Мартин.
— Так это ты прислал Мэю?
— Ваше сиятельство, вы же сами сказали, монашка это грех, я не мог вам отказать!
— В грехе? — не понял Фома.
— Совершить грех — первая доблесть, я не мог вас ее лишить!
— Ну что ты заладил: не мог, не мог!.. Понял я!..
Завтрак закончили в молчании.
— А теперь скажи мне, Мартин, — попросил Фома. — Что, война все время шла так безуспешно, как сейчас?
— Как безуспешно, кто вам сказал? — засуетился Мартин, вспомнив, что он что-то говорил про войну вчера, но что?..
Теперь он делал отчаянные знаки Фоме.
— Война шла всегда очень успешно!.. Вначале она шла просто успешно, и мы завоевали Иеломойю, Гимайю и Салатен. А теперь она идет вообще блестяще — Иеломойя, например, все еще наша.
— Ага! — понял Фома печальную судьбу Гимайи и Салатена. — Значит, сначала война шла просто успешно, а теперь блестяще?.. Ты понимаешь в стратегии толк, Мартин. Дело, насколько я понимаю в военном искусстве, идет к ослепительному концу?
Мартин кивнул не в силах говорить.
— Сэр Томас! — закричал он наконец, чтобы скрыть смех. — Ваше сиятельство, я совсем забыл про бани!
— Ты меня посылаешь в баню, да еще после завтрака?! — удивился Фома.
— Разве это завтрак?.. Вот потом будет завтрак! — пообещал Мартин.
Бани оказались огромными, словно термы Каракаллы. Фома не ожидал увидеть здесь столько народу в этот сравнительно ранний час, ведь разошлись так поздно! Впрочем, не все же шатались полночи по замку в поисках головорезов, как он!.. Похоже бани были одним из главных утренних развлечений при дворе.
Без одежд дворцовая знать представляла собой довольно печальное зрелище. Оплывшие, обрюзгшие, бледные тела мужчин украшали только набедренные повязки или полотенца, да еще имитации голубых кругов на шеях и руках. Несколько неожиданным для Фомы было наличие здесь дам, которые, кстати, не пытались себя украшать жалкими повязками и подделками кругов. Да оно и понятно, выглядели они гораздо презентабельнее кавалеров, поскольку разнузданный, свальный грех отражается прежде всего на мужчинах. Было только странно, что на женщин никто вроде бы и не обращает внимания.
— Ё-мое! — воскликнул Фома еще в предбаннике. — Совмещенный санузел!.. У меня прямо какая-то легкость необыкновенная во всем теле образовалась!
У него действительно появилась пластика пантеры в каждом движении.
— Мартин, — спросил он, — почему я не вижу никаких взаимных игрищ, приличных разнополым существам?
— Какие игрища, сэр Томас? — удивился Мартин. — После наших ночей никому и в голову не придет!
— Но дамам-то приходит! — заметил Фома, наблюдая парад планет, Афродит и прочих наяд. — И только слепой этого не видит!.. Ну ладно, не буду нарушать этикет стариков. Где тут у вас парилка?..
Баня, да еще с бассейном, это то, что нужно человеку, уставшему в боях и походах и кинутому своим же напарником. Фома лежал в бассейне и размышлял о тайнах каросской души: странное сочетание страха, похоти и вялого любопытства! Кажется, это чье-то представление о египтянах, опять вспомнил он, скорее всего суровых иудеев. Да еще этот этикет, он едва не простудился под душем, убивая в себе все живое и трепетное!
Явно выраженное внимание в парилке к его персоне со стороны дам разогрело Фому донельзя, и он с печалью встал под холодную струю. Все-таки нельзя быть таким бездушным, размышлял он, может нарушиться мировое равновесие. Одна маленькая, но неудовлетворенная женщина может нарушить всю гармонию мира, весь его порядок, и виноват в этом будешь ты, говорил он себе и старался утешать дам хотя бы взглядом…
— Граф! — услышал он вдруг у самого уха приглушенный женский голос.
Какая мелодия!.. Но голос, словно в ответ на его мысли, сразу же предупредил:
— Не оборачивайтесь, ваше сиятельство, если хотите что-нибудь узнать!
Его сиятельство стал лежать, как бревно на сплаве, тем более, что голос продолжал звучать, как свирель с Елисейских полей, что прямо за Летой.
— А что я могу узнать? — беспечно поинтересовался он. — Многие знания, многие скорби. Хотя нет, скажите мне, мой тайный друг, что за дама стояла только что возле бассейна с явным намерением утопить меня?
— Я не обратила внимания. Здесь много таких,
