Но я просто иду. Вздёрнув подбородок, миную арку прохода, шагаю по наполненному шелестом голосов коридору, по которому без стеснения может пройти дракон в истинной форме.
Исполинский зал в конце коридора наполнен драконами в человеческой форме и чешуйчатых нарядах под цвет своих шкур. Всё внимание сосредоточено на мне, шепотки усиливаются. Но я не смотрю на лица, только на центр зала. Там, на шестиступенчатом постаменте, возвышается золотая подставка в виде драконьей лапы. На ней — реестр сокровищ: большая книга в драгоценном окладе. И волшебное перо, создающее очень правдивые записи. Из коридора детали трудно рассмотреть, я просто о них знаю. И ощущаю азарт Элора — бурный, пьянящий.
Но шагаю степенно. Коридор сужает поле зрения, стоящие вдоль боковых стен драконы вынуждены сместиться к стене напротив входа, в ячейках которой хранятся тома реестра, чтобы рассмотреть меня на подходе. Подставка книги поблескивает, отсветы на ножке искажаются.
Кожей ощущаю взгляды, нетерпение, любопытство, сомнения. Коктейль эмоций, подсказывающий, что не все ещё верят, что Бешеный пёс — драконесса. И все-все толпятся прямо напротив меня.
Это хорошо, очень хорошо.
Шум голосов не стихает ни на мгновение, даже когда я выхожу в зал. Теперь уж точно всё внимание приковано ко мне. В основании постамента вспыхивает маленький блик. Элор доволен. Драконы расходятся в стороны, чтобы снова выстроиться вдоль стен. Смотрят. Моё декольте не оставляет ни малейших сомнений в женском поле. Элор чуть не подпрыгивает от восторга — и хочется оглянуться, посмотреть, удаётся ли ему сохранять невозмутимо-торжественный вид.
Не глядя на гостей, только на книгу реестра, я иду вперёд. Элор и остальные отстают.
Хранитель реестра — проживающий здесь старик — выступает из толпы гостей и, опираясь на каменный посох, идёт мне навстречу с другой стороны постамента.
Как и положено по протоколу, по ступеням постамента мы с хранителем поднимаемся синхронно.
Останавливаюсь наверху, выставив ногу вперёд и упирая носик туфли в основание постамента. Подол едва уловимо дёргается.
Сдерживая ухмылку, с холодно-возвышенным видом отщёлкиваю замок на окладе, опускаю ладонь на сверкающие драгоценные камни и открываю реестр.
На первой странице лишь одна надпись:
«Имена великих коллекционеров и описания их сердечных сокровищ».
По правилам я должна прочитать несколько страниц с описаниями сокровищ, но я лишь изображаю вдумчивое чтение, а сама борюсь со смехом — слишком уж эмоции Элора сильны — и жду-жду… жду…
Судорожно вдыхает хранитель реестра. Мне почти жалко старика. Он оглядывает постамент, книгу, пол вокруг постамента. Я поднимаю на него невинно-вопросительный взгляд.
— Где?! — таращит глаза хранитель. — Где перо?!
— Что?
— Как?
По толпе гостей прокатывается волна изумлённых возгласов.
Отставив потяжелевшую на вес маленького металлического голема ногу от основания постамента, я тоже оглядываю постамент, на котором лежит обрывок цепочки, на которой держалось перо, пол вокруг себя. Даже увесистый реестр поднимаю, демонстрируя, что под ним ничего нет, и удивлённо смотрю на хранителя.
А тот во все глаза смотрит на Элора, указывает на него дрожащим каменным посохом:
— Это ты спёр перо! Ты! Опять!
— Я? — в голосе Элора такое искреннее изумление, что даже я почти готова ему поверить. — Да я его даже пальцем не трогал! Я же у всех на виду был! Да вы сами перо потеряли, а не меня теперь сваливаете!
И возмущение тоже весьма и весьма правдоподобное. Ну а что бы ему правдоподобному не быть: волшебное перо Элор и в самом деле даже пальцем не трогал. Пока. И на виду у всех действительно находился.
— Да когда это тебя останавливало? — интересуется глава Шадаров.
Остальные драконы поддерживают его почти насмешливый вопрос одобрительными возгласами.
— Верни перо! — цедит хранитель. Покосившись на меня, добавляет вежливее. — Хотя бы дай своей избранной внести сокровище в реестр. Не можешь же ты свою избранную лишить…
— У меня нет пера! — Элор изображает негодование. — Я не могу вернуть то, чего у меня нет.
И ведь правду говорит.
Хранитель смотрит на него грозно. Потом опять косится на меня. Снова смотрит на Элора грозно.
— Ничего не выйдет, — доносится из толпы гостей приглушённый шёпот.
— Да как только у него это получается?
— И зачем до церемонии?
— Я пришла, — напоминаю достаточно громко. — Реестр на месте. Прошу обеспечить его заполнение.
Глава 78
Брошенный на меня взгляд хранителя почти злой, но я сохраняю ледяное спокойствие. И хранитель бледнеет, немного отодвигается и ставит между мной и собой каменный посох:
— Да, конечно, ваше величество. Сейчас принесут обычное перо.
По залу снова пробегают шепотки. Флюиды недоумения, недоверия и даже восхищения наполняют зал. Хранитель оглядывается и кому-то кивает.
Я гордо стою под любопытными взглядами окружающих, хотя и Элор оттягивает внимание.
Меньше чем через минуту к постаменту подбегает седовласый помощник хранителя и осторожно вручает мне чёрное перо и бутылочку чернил.
Царственно кивнув, разворачиваюсь к реестру и устраиваю письменные принадлежности на одном из пальцев подставки. Перелистываю страницы до первой чистой. Первым делом обвожу лист тёмной линией-рамкой, как указание на закрытость моей коллекции.
Вложенное в реестр заклинание покалывает пальцы, дёргает мышцы, призывая писать правду и только правду, но без пера эта магия не обладает абсолютной силой, так что я уверена в своей способности написать, что пожелаю.
Первым вывожу имя: «Риэль».
Мышцы покалывает, когда пишу «Аранская», зато «урождённая Сирин» идёт легко.
В описании сокровища честно указываю запах избранного, честно обозначаю возраст, в котором запечатлелась, — тридцать четыре года, — чтобы все мои уже натащенные покрывала считались коллекцией. Только причиной запечатления, вопреки нервной дрожи немеющих мышц, вписываю мягкий-мягкий намёк всем излишне любопытным и заподозрившим, что перо исчезло не просто так: не стоит выяснять подробности моего запечатления. Просто не стоит.
Окидываю взглядом надпись:
«Риэль Аранская, урождённая Сирин.
Сердце коллекции — покрывало с ароматом избранного.
Размер 2,1х1,9 метра.
Вес — 5,2 килограмм.
Запечатление в возрасте 34 лет, когда после бойни в доме Броншер-Вара Конти проснулась, завёрнутая в это покрывало, и осознала, сколько своих врагов уничтожила».
