спокойно и не имела ничего общего с криминальным авторитетом.
— Не лезь в мою семью, — цежу, теряя терпение.
— Вы с ней еще не семья.
— Скоро станем, не сомневайся.
— Ты конченый эгоист, — осуждая, качает головой. — Свыкся с мыслью, что тебя однажды завалят и живешь с этим, а о ней подумал?
— У меня есть ты на этот случай, верно? — подхожу ближе. Останавливаюсь напротив.
— Что ты имеешь ввиду? — хмурит широкие брови.
— Да харэ, Камиль, — ухмыляюсь, глядя на него. — Всем известно, о чем ты мечтаешь. Спишь и видишь себя на моем месте. Только хер тебе. Пока я стою ногами на этой земле, она со мной. Была и будет, — чеканю по слогам.
— То есть готов рисковать жизнью самого дорогого человека? — тоже делает шаг вперед и прищуривается.
— Со мной она в безопасности.
— Сука, что ты несешь? — резко толкает меня в грудак. — С тобой этого никогда не было и не будет!
— Руки, блять! — бью таким же образом в ответку. — Слышь, шел бы ты отсюда по-хорошему. Нам не о чем разговаривать.
— Если с Сашей что-то случится, я тебя уничтожу, — заявляет, угрожающе сверкнув глазами.
— Вставай в очередь. Список желающих меня уничтожить довольно внушительный.
— Отмени свадьбу, — говорит на полном серьезе.
— Убирайся из моего кабинета.
— Оставь ее в покое! — повторяет жест ладонями. На этот раз агрессивнее. И это вымораживает.
Между нами завязывается драка. Давно назревало.
Швыряю его на стол. Бумажки разлетаются.
На грохот в кабинет прибегает секретарша.
— Ой-ой-ой! — визжит она, когда я прикладываю Юнусова башкой о шкаф. — Илья Андреевич, может быть вызвать охрану?
— Ушла, — командую лаконично.
— Угу. Поняла.
Вика послушно ретируется, а мы продолжаем нашу «беседу». Активно дубасим друг друга, выпуская пар.
— Как ты заебал! — лихо засаживаю ему в печень.
Охреневает, но в долгу не остается. Яростно бьет меня по лицу.
— А ну, иди сюда! — делаю подсечку, и мы валимся на пол.
Деремся жесточайше. Перекатываемся, отгребая по очереди, потому что силы плюс/минус равны.
Крепкий, мудила. Да и подготовка не уличная. Вспоминается, что раньше он усиленно занимался профспортом.
— Эу, эу. Парни, разошлись! — слышу встревоженный голос невесть откуда взявшегося Дымницкого.
Очередные новости принес, по ходу.
— Ну все, хватит! — лезет разнимать нас.
— Какое будущее ее ждет рядом с таким, как ты? — в глазах Юнусова горит ненависть и презрение. — Ей можешь лить в уши, что угодно, только я в курсе, кто ты на самом деле. И с чьей помощью сел в это кресло!
— Тихо-тихо, мужики! Прекратили, все! — Кир встает между нами. — Остыли оба! Разошлись!
В какой-то момент это действительно происходит.
— Если с ней… — тяжело дыша, заводит кавказец все ту же шарманку.
— Вон пошел из моего кабинета! — вытирая кровь с лица, бросаю я гневно…
*********
— Тох, собери глаза в кучу.
— Да я стеклышко! Зырь! — встает с дивана и начинает пританцовывать под звучащую фоном музыку.
— Ой бля… — Дымницкий ржет. — Череп, по-братски, присядь, а.
Но того уже не остановить. Разошелся, придурок. Машет граблями, виляет бедрами. Унесло…
— Давайте ко мне! — еще и нас подпрячь под это дело пытается.
— Клоун, — бросает Динамит, глядя на него.
— Кир, Рома!
— Не-не-не, терпеть не могу эту песню и певицу, — закидывая в рот колбасу, отказывается от предложения Беркут.
— Илюююх… — тянет лохматый, поигрывая бровями.
— Тох, мне знаешь, сколько надо принять в себя, чтобы пойти в пляс? — отрицательно качаю головой. — Я пока не дошел до той кондиции.
— Давайте выпьем, — предлагает Ян.
— Погнали.
— И этому танцору-диско налей, — смеется Кирилл. — Тох, ты где так эффектно двигаться научился? Это для меня прям открытие.
— Не знаю. Оно само, — выпучив глаза, отвечает тот, продолжая страдать херней.
— Не могу… Гляньте на него!
Взрываемся хохотом. Отмачивает Череп жестко. Даже подошедший к нам Вадим (официант) еле сдерживает улыбку.
— Череп, а залезь на сцену.
— Ща. Ван минэт! — тут же прется исполнять команду Дымницкого.
— Ладно. Тост, — Ян поднимает стакан. — Илюх, пьем за то, чтобы ваш брак был таким же прочным, как иридий.
— Кто такой Иридий? — хмурится Дима.
— Элемент таблицы Менделеева, — поясняет Беркутов.
— А…
— Кучерявый же у нас, как всегда, не мог выдать что-то банальное.
— Жри молча, — получает от Яна локтем в бок.
— Я скажу просто. За «долго и счастливо», — неожиданно выдает Динамит.
— Спасибо, брат.
Для меня его слова много значат. Получается ведь, что отпустил наконец ту давнишнюю ситуацию, из-за которой долгое время был в контрах с моей Сашкой.
— А я за Паровозова-младшего, — добавляет Ромыч. — Не ну а че? Вам надо, — широко улыбается.
— Да я-то разве против? Это Саня морозится. Концерты, съемки, запись альбома и прочее.
— Тю… Это все мишура! — заявляет Беркут, отмахиваясь. — То, что ты позволил поиграть ей в звезду — дорогого стоит, но пора бы уже Сашке заняться своей прямой обязанностью.
Так-то дело говорит, конечно.
— Она стала настолько популярна, что я уже и сам не рад, — признаюсь откровенно.
— Пожинай плоды, — хмыкает Абрамов.
— Значит, все-таки ты раскрутил ее, да? — щелкнув пальцами, указывает на меня Рома.
— Не могу так сказать. Мои инвестиции нужны были лишь в самом начале. Потом все закрутилось и без моей помощи.
— Она талантливая, это было грамотное вложение, Илюх, — кивает Ян. — Музыка неординарная, стиль, тексты со смыслом.
— Надо же! Прям не верится, что слышу нечто подобное! — смеется Рома. — А то вечно… Беркут, что за дерьмо играет у тебя в машине?
— Повторить? Те твои сопли — истинное дерьмо.
— Это называется современная лирика, уважаемый.
— Вернемся к иридию, — цокает языком Ян. — За вас, Паровозов!
— За новую ячейку общества!
— Подождите меня! — орет Черепанов и со всех ног несется к нам.
— Давай уже быстрей. Все тост сказали.
— И я скажу, налейте! — проводит ладонью по взмокшим патлам.
— Так налито, слепошара.
— Кхе, кхе, — прочищает горло. — Я готов толкать речь.
— Толкай.
— Таак, Илюх… Хочешь верь, хочешь нет, но я еще тогда, когда первый раз тебя с Рыжей увидел, подумал: вот с этой замутит и надолго. О, кстати, Беркут, они тогда в твоей тачке сидели. Ну, которую иссоповские потом в дуршлаг превратили.
— Ну его в жопу, ваш Бобруйск! Как вспомню… — морщится Рома.
Да, знакомство с моей малой родиной у него состоялось эпичное. С бабой Машей и ее чайником так вообще…
— А я понял, что наш пацан серьезно влип, когда он полез рисовать граффити на стене многоэтажки, — Дымницкий хлопает меня по плечу.
— И чем там было? — Беркутов выгибает бровь.
— Там было «Замутим, Бесстыжая?», — рассказывает Кир.
— Лошара, Бесстыжая написал с одной «с», — хлопаю себя по лбу.
— Но ты ж выкрутился. Находчивый.
— За Паровозовых в общем!
— УРА! — радостный
