Экономист Джозеф Стиглиц четко объяснил мотивы комедии, что разыгрывали политики: «Практически все сенаторы США и большинство членов Палаты представителей относятся к одному проценту богатейших, когда они избираются, остаются на своих постах благодаря деньгам одного процента богатейших и знают, что если они будут служить одному проценту богатейших, то этот один процент богатейших вознаградит их после ухода с должности». Тесные связи между государством и банками, отмечал он, были не побочным эффектом проблемы, они проистекали из самой сути кризиса и последовавших за ним событий: «Сегодняшнее неравенство во многом объясняется манипулированием финансовой системой, которое стало возможно благодаря изменению правил, купленному и оплаченному самой финансовой индустрией»[933].
За кулисами все возвращалось к прежней норме. Лоббисты банковской отрасли добивались, чтобы ограничения на деривативы — инструменты, которые Баффет когда-то назвал «финансовым оружием массового уничтожения», — были выхолощены. Требования Закона Додда-Франка, принятого американскими законодателями в качестве реакции на кризис, были смягчены и в итоге применялись всего лишь к 20 % финансовых операций[934].
Банкиры и не собирались разрушать систему, в которую верили с религиозным пылом и которая обеспечила им высокий статус и постоянный источник личного богатства. Но именно неколебимая вера, что сбой в системе невозможен, привела к тому, что они перестали мыслить критически и стали жертвами собственной пропаганды. Они убедили себя, что переписали законы финансов и человеческой природы. Невзирая на весь исторический опыт, они не сомневались, что банковские кризисы ушли в прошлое.
Разумеется, это не было преступлением без жертвы. По всему миру закрывались малые бизнесы, сотни миллионов людей потеряли работу и надежду на достойное будущее. Британии потребовалось больше пяти лет, чтобы качество жизни вернулось к уровню, достигнутому до 2008 года, да и это улучшение было неравномерным. Также банкиры были ответственны за ряд специфических скандалов. Выяснилось, что в течение, возможно, целых двух десятилетий крупные банкиры «подкручивали» один из ключевых рыночных инструментов — Лондонскую межбанковскую ставку предложения (LIBOR)[935]— и мошенническим образом получали прибыль. Между тем десятки тысяч простых работников потеряли деньги в частных пенсионных фондах и вследствие сомнительных страховых схем — вроде так называемой «защиты выплат по кредиту» (PPI). Эти реальные трудности и страдания спровоцировали люди, которые прекрасно понимали, что делают, а теперь, избежав наказания, ноют о том, как плохо с ними обошлись.
В середине 2000-х газета Daily Mail уже высказывала возмущение бонусами, которые банкиры выплачивают сами себе. Газета, провозгласившая себя голосом среднего класса из пригородов, обозначила растущее раздражение, и это произошло еще во время подъема. После того как появились новые свидетельства криминального поведения банков, 5 февраля 2014 года газета метала громы и молнии в редакционной колонке:
Более двух десятилетий наши ведущие финансовые институты сознательно обманывали клиентов. Но хотя продукты, которые нам продавали обманным путем, разнились, есть одна загадка, которая так и не раскрыта. Почему после этой затяжной истории обмана и масштабных хищений ни один высокопоставленный банкир не предстал перед судом? Да, банки были обязаны выплатить колоссальные суммы компенсаций — порядка 20 миллиардов фунтов только за схему PPI. Но покажите нам типичного жулика, который может рассчитывать, что избежит наказания, просто выплатив украденные деньги. Почему к ворам-банкирам должны применяться другие правила, хотя их единственное отличие от мелких аферистов — это титанический масштаб их преступлений?
Газета заключала: «Это мошенничество не прекратится, пока виновные не окажутся за решеткой». А этого не случилось и почти наверняка не случится. Подобное чувство гнева возникает и в Соединенных Штатах, особенно в регионах, опустошенных отъемом квартир по невыплаченным ипотечным кредитам, — скажем, в Детройте. В сентябре 2013 года только в одном его округе больше восемнадцати тысяч домов ушли с аукциона по бросовым ценам. Как понимал еще Красс две тысячи лет назад, на чужом несчастье можно здорово заработать.
Алан Гринспен был прав, признавая (пусть и с запозданием), что в законах свободного рынка, которыми руководствовалось его поколение, обнаружился изъян. Но этот изъян в такой же мере психологический, как экономический. Он возник не только из-за решений, приведших к кризису, но и из-за неспособности людей вроде Кейна, Фулда, Гудвина и Бланкфейна понять, что же ими движет. В среде банкиров очень не хватает стремления к самопознанию.
Но при этом они отчаянно стремятся двинуться дальше, подвести черту, попытаться забыть о прошлых проступках. Политики поощряют их к этому. В 2010 году Тимоти Гайтнер, министр финансов во время первого срока Обамы, человек, хорошо знакомый с нравами рынка, выразил мнение многих в правительстве и банковском секторе: «В целом мне кажется, что мы довольно успешно потушили суровый финансовый кризис и избежали чего-то, подобного Великой депрессии или Великой дефляции. Мы спасли экономику, но по ходу дела, можно сказать, потеряли доверие публики»[936].
Банкиры с треском провалили управление репутацией, превратившись в ненавистные обществу фигуры. И речь не о том, что они предсказуемо цепляются за свою жертвенность, а о масштабах их позора. В этом смысле они намного опередили всех других современных сверхбогатых. Олигархи представляют собой определенную загадку. Гики, может, и заполучили долю бесчестья ввиду своих политических устремлений, поведения и уклонения от налогов, но это, похоже, компенсируется ощутимыми и революционными переменами, которые благодаря им произошли в жизни людей. Банкиры же предоставляют ликвидность, финансируют экономическую деятельность, но не производят «вещей», которые люди спешат купить.
И все же они выжили как группа и как самоподдерживающийся культ. В начале 2014 года фондовый рынок быстро рос, и некоторые компании представили достаточно обнадеживающие финансовые отчеты. Хотя не все им поверили. Джордж Сорос указал, что банковский сектор «выступает в роли паразита для реальной экономики», как и накануне кризиса. Он охарактеризовал прибыльность финансовой отрасли как избыточную и предупредил: «Вопрос о тех, кто «слишком большой, чтобы рухнуть», вовсе не решен»[937]. Так можно ли надеяться, что урок будет усвоен? Посетители спортивных мероприятий, театров и арт-галерей не могут не заметить вокруг множество банковских логотипов. Прежнее бахвальство опять вернулось. И кто поручится, что, когда кризис уйдет в историю, банкиры не восстановят свою репутацию? Вспомните Карнеги, вспомните Медичи: разве невозможно представить, что того же самого добьются их современные последователи?
