Пролог
Ни один человек не богат настолько, чтобы купить свое прошлое.
Оскар Уайльд
Это был не какой-нибудь там обычный лобстер. Огромное ракообразное-переросток с трудом умещалось на тарелке из английского костяного фарфора. Сидевшая напротив жена британского дипломата нервно улыбалась, явно разделяя мое беспокойство — как же справиться с этим умерщвленным чудовищем? Шел 1992 год, и это была моя первая светская беседа с российским олигархом. Владимир Гусинский и его жена Лена пригласили нескольких избранных гостей в свою московскую квартиру; они жили в одном квартале от крупнейшего в стране памятника Ленину на Октябрьской площади[1]. Официанты в галстуках-бабочках суетились вокруг нас с преувеличенной вежливостью, постоянно подливая в бокалы Шабли Премьер Крю.
Россия менялась у меня на глазах. Крохотная горстка людей обогащалась с такой скоростью, какая не могла им привидеться даже в самых фантастических снах. Лишь год-два назад все обстояло совсем иначе. Хотя я не мог выставить на стол ничего лучше банки Heineken из магазина для иностранцев, где товары продавались только за валюту, я знал, что мне как представителю небольшой группы неплохо устроившихся западных экспатов завидовали. К середине же десятилетия, вернувшись в Лондон, я наблюдал за постепенно разворачивающимся нашествием первого поколения «новых русских». Некоторые из моих прежних друзей теперь пренебрежительно тыкали вилкой в поданные им блюда в ресторане Гордона Рамзи[2], демонстративно оставляя большую часть еды на тарелке, или же пускались в беседы о последнем своем «длинном уикенде» в Кап-Ферра[3].
Так родилось мое увлечение сверхбогатыми людьми мира, их стилем жизни, а еще больше их психологией. И давайте сразу признаем: мы одержимы этими супербогачами. Мы завидуем и ужасаемся их стилю жизни. Мы говорим, что нам ненавистно, во что они превращают наше общество, но обожаем читать о них в глянцевых журналах и оценивать их успехи в специальных рейтингах.
Как эти люди добились успеха — если правильно называть успехом внезапное обогащение? Почему им выпало это благословение? Может быть, они умнее, целеустремленнее всех остальных, или им просто больше везет? Отличается ли нынешнее поколение богачей от тех, что жили прежде? Люди, которых винят в экономическом кризисе и в усиливающемся неравенстве, по-прежнему живут в своих параллельных мирах, гребут лопатой бонусы, летают на частных самолетах на частные острова, изредка бросая обществу объедки со своего стола и называя это филантропией. Кажется, второе десятилетие третьего тысячелетия нашей эры стало эпохой неслыханного расслоения и неравенства. Но так ли это? Я решил исследовать вопрос, погрузиться в поисках ответов в прошлое — на целых две тысячи лет.
Эта история начинается в Древнем Риме, затем переносится в Англию эпохи нормандского завоевания, в королевство Мали, к флорентийским банкирам и европейским торговцам сырьем и завершается рассказом об олигархах современной России и Китая, элитах Кремниевой долины и Уолл-стрит. Все эти люди — жившие в древности и живущие сейчас, сколачивавшие состояние в периоды стабильности, высокомерия и упадка — имеют между собой больше общего, чем нам кажется. На каждого Романа Абрамовича, Билла Гейтса или шейха Мохаммеда найдется свой Альфред Крупп или Эндрю Карнеги. Супербогачи двадцать первого века — не причуда истории. Они многому могли поучиться у своих предшественников.
Как люди обретают богатство? Честными способами и грязными делами, путем наследования, предпринимательства и захвата чужих состояний. Они создают рынки и манипулируют ими. Они завоевывают или покупают влияние в кругах политической, культурной, общественной элиты. Больше ста лет в американской политике эта связь не скрывается — мало того, ею восхищаются. Чем более шикарным и дорогостоящим обещает быть благотворительный вечер, тем больше политиков считают своим долгом его посетить. Один из ярких примеров — ужин памяти Альфреда Смита[4], первого католика-кандидата в президенты страны. Ужин проводится в нью-йоркском отеле «Уолдорф Астория»: вход только во фраках, и никто из желающих попасть в будущем в Белый дом и думать не может о том, чтобы его пропустить. В октябре 2000 года Джордж Буш-младший пошутил (и в его шутке была изрядная доля правды): «Это впечатляющее собрание: те, у кого есть все, и те, у кого еще больше. Некоторые люди называют вас элитой; я же назову вас своей базой». Это довольно честное заявление могли бы примерить к себе многие политические лидеры во многие эпохи.
Такова топография глобальных кочевников: они общаются в узком кругу людей того же склада ума, сражаются друг с другом на одних и тех же аукционах, налаживают связи на яхтах друг друга. Они сравнивают себя только с людьми того же уровня, что часто приводит к неудовлетворенности своим уделом, к убеждению, что они недостаточно богаты или влиятельны. Они пытаются платить как можно меньше налогов — столько, сколько сходит им с рук. Они помогают друг другу укрепиться во мнении, что благодаря накоплению богатства и его расходованию на благотворительные мероприятия заслужили право принятия глобальных решений и право на моральное превосходство. Ллойд Бланкфейн, председатель совета директоров и генеральный директор Goldman Sachs, выразил мнение многих представителей этой группы, произнеся свою знаменитую фразу, что он «делает работу Бога».
Но прежде всего они одержимы конкуренцией — и в зарабатывании денег, и в их использовании. Первый этап после первоначального обогащения — показное потребление. В разные эпохи люди демонстрировали свое богатство по-разному, но психология, лежащая в основе этих демонстраций, всегда одна и та же. Рабы, наложницы, золото, замки древности и средневековья — те же частные самолеты, курортные острова, футбольные и бейсбольные клубы нашей эры. Для некоторых этого достаточно. Они перестают привлекать к себе внимание, скрываются за высокими стенами своих особняков, наслаждаясь изысканной роскошью в узком кругу друзей и прихлебателей.
