девочку. Для нее естественно пытаться командовать ими.
– Естественно также какать там и тогда, когда это тебе приспичит, – сделала ответный выпад Хэ’энала. – Однако естественное поведение не становится допустимым.
– Но даже детишки руна не слушаются ее! Это хорошая школа, – возразила Суукмель. – Дети растут и крепнут.
Утро прошло за этим своеобразным турниром. Делая собственные выпады и отражая чужие, они постоянно следили за частотой и интенсивностью схваток.
– Теперь они станут чаще и сильнее, – сказала Хэ’энала, когда взошли все три солнца, а самое яркое – белый и плоский диск – повисло над головой, прожигая облака.
– Совсем скоро, – согласилась Суукмель, однако и она встревожилась, увидев, как умолкла свернувшаяся в своем гнезде Хэ’энала, дочь которой к этому времени уже сообразила, что именно происходит, и переключила внимание матери на ребенка и уже начинавших собираться гостей, услышавших встревоженный голосок Софи’алы. И хотя жана’ата решительным образом откланялись, выразив свои наилучшие пожелания, дом скоро наполнился руна, принесшими Хэ’энале свой энтузиазм и поддержку, а всему обществу – угощение, а еще тепло своих тел и взаимной привязанности. Подобно руна, Хэ’энала была уверена в том, что рождение ее ребенка станет причиной для общего праздника, и возможность отвлечься от собственных ощущений утешала ее, так что Суукмель не прогоняла гостей.
Если схватки не стали чаще, они, во всяком случае, сделались сильнее, и Хэ’энала, невзирая на боль, была рада. Посреди бесконечного обсуждения средств, способных помочь роженице, в дом вбежал мальчишка с вестью о том, что катер уже показался над горами, и все скоро услышали оглушительный грохот… комната опустела практически мгновенно, когда толпа отправилась лицезреть удивительное явление.
– Ступай… посмотри, на что все это похоже! – сказала Хэ’энала Суукмель. – И расскажи мне, когда вернешься! Со мной ничего не случится, только пришли Шетри!
– Опять эти приказы, приказы, приказы, – поддразнила ее Суукмель, отправляясь на край долины к посадочной площадке. – Прямо твоя Софи’ала!
Оставшись в одиночестве, Хэ’энала постаралась по возможности передохнуть, удивляясь тому, как рано она устала, хотя роды только что начались. Наконец умолк дальний гул двигателей, на смену ему пришел невнятный шум голосов.
Казалось, прошло несколько месяцев; пока Шетри дошел до нее, несмотря на то что ей хотелось о столь многом расспросить его, но вслух она смогла только произнести:
– Этой холодно.
Бросившись к двери, Шетри позвал на помощь. Вскоре Хэ’эналу подняли на ноги и повели, и, время от времени останавливаясь и опускаясь на корточки от боли при новой схватке, она все же сумела дойти до дымивших костров, над которыми на вертелах, шипя, обжаривалось мясо. Улыбнувшись при виде мгновенно начавшегося праздника, она взглядом выискала в толпе иноземцев. Один из них оказался таким же невысоким, как София, остальные ростом выдались в Исаака, хотя и были лишены его иссохшей, как ветвь, худобы. Темноволосые и светловолосые; бородатые, лысые и с густыми шапками волос. И смешение языков! Высокий к’сан, сельская руанжа и х’инглиш смешивались около кухонных костров, звучали в приветствиях, пожеланиях и рассказах… На такой же смеси разговаривала она сама, Хэ’энала, до знакомства с Шетри.
– Какие они разные! – воскликнула она, ни к кому, собственно, не обращаясь. – Удивительно! Просто чудесно!
Ободренная теплом и перспективой восстановления дружественных отношений с югом, Хэ’энала тяжело опустилась на колени, уверив себя в том, что если когда и рожать ребенка, так это сейчас, когда он появится на свет посреди смеха и света.
И вдруг ощутила резкую боль, заставившую ее вскрикнуть, заставив замолчать всех остальных, так что слышно было только треск огня, дальнее пение п’ркра. Чуть отдышавшись, она заставила себя улыбнуться и сухим тоном заверила остальных:
– Я больше не буду!
Общее веселье и разговор постепенно возобновились, однако она ощущала исходящий от Шетри запах тревоги и потому потребовала:
– Расскажи мне о своем путешествии!
Однако он был явно испуган и отправился помогать иноземцам раздавать мясо, отправив Рукуея сидеть рядом с ней, как подобает мужьям-руна. Пришла и Суукмель, a затем и Тийат со своим младшеньким на плечах. Ощущая на своих плечах руки обнявшего ее кузена, Хэ’энала прислонилась спиной к его животу, вытянула ноги и, прижавшись щекой к щеке, принялась слушать длинную импровизированную поэму, сочиненную в ритме неспешной ходьбы. Рассказ чрезвычайно заинтересовал ее, и она увлеченно внимала повествованию и даже посмеялась, когда Рукуей в комическом стиле изобразил свой испуг при встрече с невысоким иноземцем по имени Сандос.
– Невысокие люди бывают удивительно сильными, – едва слышно выдохнула Хэ’энала, зажимая свой внушительный живот между ногами и грудью и радуясь тому, что в своем состоянии способна еще посмеяться.
Услышав свое имя, Сандос присоединился к ним, ограничившись почтительным поклоном, но не подавая руки. Когда с приветствиями было покончено, он сел в месте, откуда можно наблюдать за весельем, – молчаливый, нахохлившийся и чуть покачивавшийся, скрестив руки на груди. Поза Эмилио настолько напоминала ее собственную во время схватки, что Хэ’энала обратилась к нему со следующими словами:
– Забавно, ваш пол совершенно не предполагает беременности.
Недолго посмотрев на нее, он расхохотался – удивившись развеселившим его словам.
– В противном случае нам пришлось бы учреждать новую религию, – ответил он, и если она не поняла всех его слов, улыбка его ей понравилась.
Глаза Сандоса напомнили ей Софию – такие же крохотные и карие, теплые, но не каменные.
– Моя госпожа, какой язык наиболее удобен для вас? – спросил он.
– Руанжа – для чувств. Английский – для наук…
– И шуток, – добавил он.
– К’сан – для политики и поэзии, – продолжила Хэ’энала, позволив волне боли подняться и отступить. – Идиш – для молитвы.
Какое-то время все пятеро наблюдали за тем, как руна поддерживали костры и обжаривали корнеплоды на палочках, после того как наевшиеся жана’ата уступили им место.
– Об этом мы только мечтали, – произнесла Суукмель, улыбнувшись Тийат, после чего пожала сначала лодыжку Рукуея, а потом Хэ’эналы.
– Мечтали о чем? – спросил Сандос. – Сытно поесть?
Посмотрев на него, Суукмель усмотрела в его словах иронию и непринужденно произнесла:
– Да, – а затем широко повела рукой. – Но также и это: здесь мы все вместе.
– Мои глаза тоже видят это, – сказала Тийат, посмотрев на спящего сына, a затем на людей, окружавших Хэ’эналу. – Три разных рода лучше одного!
– Сандос, расскажите мне о каждом из ваших спутников, – произнесла Хэ’энала на языке политики.
Первым он указал на того из них, на черепе которого совсем не было волос, и ответил на языке привязанности и чувства:
– У Джона умные руки, как у руна, и благородное сердце. Посмотрите теперь на лицо, и вы узнаете, как выглядит довольный человек. Этот думает, что
