других для аххиява и мицрим? Да никакой. Донесения шпионов о делах соседей ему задолго до осады перестали поступать. Никаких иных ценных документов тоже нет.
Но это не важно. Он не хотел гибели своих дневников. Ведь эти ублюдки обязательно разобьют хрупкие глиняные таблички, а деревянные спалят. Зачем? Да просто потому, что смогут. Иных мотивов он и не собирался выдумывать. Давно уже чувствовал, что тупеет на глазах. Не может сосредоточиться. Временами подолгу смотрит в одну точку, проговаривает про себя одну и ту же фразу, чаще всего какую-нибудь бредовую.
Надо спрятать архив. Как только это сделать так, чтобы аххиява не добрались, а хетты когда-нибудь нашли, он не придумал. Если никто не найдёт, что ж, на всё воля богов.
Хастияр достал мешок с табличками и положил внутрь две печати из лазурита, удостоверявших его статус царского посланника. Не стал дожидаться утра, взял факел и пошёл к подземному источнику. Ход к нему вёл из башни на восточной стене.
В колодце было темно и сыро. Свет факела выхватывал из темноты серые стены, воду, стекавшую по камням и жертвенник. Хетт поднёс к нему факел. Ничего примечательного. Грубо вытесанный камень, а на нём цветные нитки и лоскуты.
Троянцы молились подземному источнику, как божеству.
Странные они люди, подумал Хастияр. Ведь система подземных колодцев — явно дело человеческих рук. Её построили несколько поколений назад жители Вилусы.
Это, конечно, замечательно, что благодаря подземному источнику нет недостатка в воде, но поклоняться ему, как богу? Это необъяснимо.
Слышал бы его сейчас почтенный Пентесарис, наверняка разразился бы гневной тирадой о вреде учения, если это, конечно, не запоминание божественных гимнов. Наездятся по миру, насмотрятся всякого, а потом рассказывают, что, мол, не боги горшки обжигают. Горшки-то может и не боги, а, скажем зиккураты «черноголовых» тоже смертные что-ли строили? Или пирамиды мицрим?
Под ногами задрожала земля. Хастияр успел подумать, что вот и немедленная кара за крамольные богохульные мысли.
Толчок сбил хетта с ног, и он приложился головой о жертвенник. В глазах потемнело. Чудом факел в воду не выронил. Очухался, стоя на четвереньках, огляделся. И с удивлением разглядел в глубокой нише, на которую прежде не обращал внимания, дверь.
Пламя факела мерцало, осыпаясь искрами. Они падали в темноту и тут же гасли.
Дверь? Она была здесь раньше?
Ниша точно была. Почему же он раньше туда не заглядывал с его-то любознательностью?
Хастияр подошёл к двери, потянул за ручку. Она, неожиданно, открылась.
Он стоял на пороге необычайно длинного коридора. Тот уходил вперёд на полсотни шагов, и освещался не факелами, а... непонятно чем. Прерывистый мерцающий свет странных светильников с трудом разгонял темноту.
В коридоре было сыро и холодно, как будто на улице стояла зима, а не лето. Причём очень холодная зима, какой не бывает даже в Хаттусе.
Хастияр огляделся по сторонам. Здесь он был не один. Рядом со стенами стояли скамьи, на них сидели люди. Их было примерно два десятка, в основном пожилые, закутанные в одеяла. Дремали или тихо разговаривали между собой. Они смотрели сквозь него, не видя. Словно Хастияр стал призраком. Или призраками были они.
Стены вдруг задрожали. Штукатурка начала осыпаться со стен и потолка, крошась на мелкие песчинки. Похоже, началось землетрясение. Хетт понял, что коридор находится внизу большого здания, которое от землетрясения могло сложиться и завалить их.
Но это было не землетрясение. Он видел их несколько раз, но подобного не испытывал никогда. Одновременно началось что-то совершенно невообразимое. Будто снаружи вселенную сотрясал гнев Бога Грозы и его хенапи[164] сокрушала крепостные стены.
Люди смотрели вверх на потолок, на противоположную сторону коридора, а он смотрел на их лица и вдруг понял, что происходит вокруг. Подобное он видел в глазах троянцев на протяжении уже многих месяцев. Страх, гнев и чувство собственного бессилия. Он находился не в Вилусе, но точно мог сказать, что происходило снаружи этого странного коридора.
Там шла война. И эти старики, мужчины и женщины, прятались сейчас от неё.
«Вот так, значит, с ума сходят?»
Он заметил, что одна из женщин смотрит прямо на него. Другие скользили взглядами мимо и только одна смотрела прямо ему в глаза. Будто видела.
Она молчала.
Буря наверху не утихала, земля тоже ходила ходуном и очередной толчок снова сбил Хастияра с ног.
Поднявшись, он обнаружил себя стоящим возле закрытой двери. Попятился, позабыв свой мешок с табличками.
Наверху забрезжил рассвет. Атанору обходил дозорных на стенах. Хастияр направился к советнику. Вернее, уже царю, новому приаму Трои.
— Там дверь, — сказал Хастияр, — возле источника. Я, почему-то, раньше не обращал внимания. А за ней коридор. Что это?
— Подземный ход, — ответил Атанору.
— Подземный ход? Куда он ведёт?
— Сейчас никуда. Раньше выходил шагах в ста за восточной стеной. А сейчас он завален. Давно уже. Ещё до царя Кукунниса.
— Зачем его завалили?
— Кто ж знает? — пожал плечами Атанору, — один бог дал, другой бог взял.
— Бог?
— Ну да. Некоторые рассказывают, что строить Трою Богу Врат помогал Колебатель Земли, но как-то так получилось, что смертные в Вилусе его не чтят. Он бог аххиява, а мы с ними с незапамятных времён враждуем. Боги аххиява ревнивы, вот он и мстит. Бьёт своим трезубцем изредка.
— Землетрясение? — догадался Хастияр, — сейчас ведь тоже оно было?
Атанору медленно кивнул.
— Я же говорю, злится бог аххиява. Не иначе как на то, что смертные не могут стены Апаллиуны разрушить. А может наоборот, что они на них посягают. Кто их, богов, разберёт.
— Но этот грохот наверху. Будто с неба кто-то камни огромные кидал. Откуда он?
Атанору взглянул на хетта с удивлением.
— Ты там у колодца головой что ли приложился?
— Ну да, есть немного, — смущённо улыбнулся Хастияр и ощупал лоб и затылок.
— Иди, приляг. С этим шутки плохи. Сейчас тут многим видится... всякое.
Вновь потянулись дни.
Люди просто встречали утро, которое ничем не отличалось от утра прошедшего дня. День проходил, а завтра было то же самое. Бесконечное и бессмысленное ожидание конца.
Хастияр постоянно осматривал окрестности. Пусто. Аххиява не шли на штурм. Их колесницы время от времени появлялись на равнине. Одна-две. Огибая город, катились на восток и обратно. Чем они занимались? Кто знает. Тут уже и грабить-то, скорее всего нечего, на много дней пути.
В какой-то день в проливе вновь показались паруса и скрылись так же
