подошла к дверям, решительно распахнув их хвостом. Верховная являла собой саму собранность:
– Я выплакала все слезы, и теперь в моем сердце горит только месть…
Все сестры послушно склонили головы.
– Да, и еще, вино осталось?
Спать в тот вечер увалились буквально все и без долгих уговоров. Дед Ерошка объявил, что полночи дежурит он, а уж до рассвета его внучка. Считается, что старики вообще меньше нуждаются во сне, но я не думаю, что это правда. В любом случае лично я после такой физической нагрузки, ежедневного стресса, небогатого питания, по полдня в седле, полдня на мордобое, плюс еще два недоумка на твоей шее, да чтоб еще до кучи и не спать? Увольте!
О чем он думал, сидя у костерка, разумеется, никому доподлинно не известно. Ребята спали, Татьяна и мальчик тоже, я как автор вообще не при делах. По крайней мере до того момента, как у огня прилег большой черный пес. Ахметка улыбался изо всех сил и вилял хвостом, прекрасно зная отношение набожного терского казака к нечистой силе…
– Здорофо фесерял, дорогой тетушка Ерошка! Фы не протиф, што я тут погреюсь у фашего огонька?
Учитывая, что старик и бровью не повел, маленький шайтан приступил к своему любимому занятию, то есть к забалтыванию клиента. Причем ведь именно этим людям он зла не желал, но сама суть нечистого требовала время от времени таки делать хоть кому-нибудь гадости. Шайтаны, бесы, черти так устроены, тут уж ничего не попишешь, а перевоспитывать таких кадров заранее бесперспективная задача.
– Фот лежу я, тумаю, а што будут делать мои трагоценные кунаки, когда мы с фами фыкинем с гор этих злых, нехороших и очень внешне неприятных ящериц? Фот што бы я стелал? Ну, не знаю, не знаю… женился, наферное, да? Та дефушка-федьма Кушкафтар, помните, она… ауф, какая корячая! Фсе фремя на меня прям как… тигрица, как… как эта!
На лице пластуна не дрогнул ни один мускул, что опять-таки вселило в обнадеженного щайтана готовность к продолжению бесконечного монолога:
– И фот перфое, что приходит в голофу из русской классики – «Карету мне, карету!» Оба кунака туда прыкнут и фернутся в сфое сфетлое будущее, красифый мир, мне Вася рассказыфал. Я его спрашифаю, а ты не хочешь с собой красафицу Танюшу прикласить? Он гофорит, хочу! Очень хочу, но Заурбек мешает. Изфините, что я фам такое предлакаю, но хотите я сам с ним погофорю? Чисто по-мужски, как кафказец с кафказцем, э?..
На секунду в голубых глазах деда Ерошки мелькнул интерес. Это вдохновило Ахметку на добавление скупой слезы в голос и переход на заговорщицкий шепот в стиле евнуха-заговорщика в каком-нибудь султанском гареме.
– Но так-то если потумать, то молодой Кочесокоф, наферное, фашей Танечке нрафится больше, фы не спрашивали? Он красифый, да, и обычаи наши знает, старших уфажает, черкеску носит, они с фашей фнучкой прям фот созданы друк для друка! Если хотите, дорогой тетушка, я с ними обоими погофорю, может, они дуэль устроят? Фы только намекните, кто должен победить? А я уже, со фсем моим участием, посодейстфую…
Казак молча опустил мозолистую ладонь в костер, выгреб горсть оранжевых углей и высыпал их на дурную голову лохматого пса. От воя обожженного шайтана, как писали современники, проснулась половина старого Тифлиса! Но не два замотанных студента-историка. Зато Татьяна поднялась сразу, как и не спала вовсе.
– Ты чего бузишь, дедуль?
– Да так, внученька, пришлось от кое-кому ума всыпать.
– Ахметке, что ль? Да тю. Он шайтанова душа дурак дураком, но временами полезный. Хлопчиков наших любит. По-своему, но ить… чо с него взять-то, окромя блох собачьих?
Девушка присела у огонька рядом с дедом и положила голову ему на плечо. Он приобнял внучку за плечи и тихо вздохнул:
– Не по сердцу, стало быть, они тебе?
– По сердцу. Давно бы жениха выбрала, а только они до своего дому возвернуться должны. Двое ушли, двое пришли. Временная петля, мне офицерик наш объяснял. Чего ж еще?
– Бухтишь на меня.
– Да как не бухтеть, – улыбнулась внучка. – Ты от меня словно избавиться хочешь, а я без тебя ни в какое светлое будущее не поеду. На том и шабаш…
Оставшаяся часть ночи прошла в относительном спокойствии. Впечатление такое, словно бы все проблемные дежурства выпадали на долю молодых людей. То к ним девицы зубастые шастают, то голодные гномы, то мертвецы, то еще какие-нибудь озабоченные оборотни. А как на часах дед Ерошка или Татьяна, так нечисть сразу хвост поджимает. И правильно, нефиг связываться с терцами…
Встали рано, с рассветом. Не туристы, особо не разоспишься, да и адреналин уже изрядно шибал в голову. Близость столицы Грузии, таинственный и прекрасный Тифлис, ароматы молодого вина, переносимые легким ветерком, запах горячего хлеба, отдаленные и завораживающие песни, близость всего этого заставляли наших героев торопиться, а их лошадей ускорять шаг.
Черного пса Ахметки нигде видно не было, возможно, обиделся и ушел, хотя если на кого ему и обижаться, то лишь на самого себя. Мальчик отчаянно зевал, но тем не менее ни на что не жаловался, особых условий не требовал, написал на песке «С добрым утром!» и по-прежнему держался ближе к Зауру, словно бы обозначив именно его своим главным конвойцем. Казачка даже дулась сначала, но сумела обуздать не реализованные материнские инстинкты, заняв свое место в конце конной группы.
– Стойте, кунаки, фам туда низя-я! – внезапно выскочивший из кустов Ахметка, вздыбил шерсть и оскалил клыки.
Горячий кабардинец наклонил было голову, чтоб цапнуть наглого пса за ухо, но старый казак придержал коня.
– Что там до нас за беда навязалась, бесова ты селезенка?
– Ох, дорогой сертцу моему тетушка Ерошка, – заюлил шайтан, садясь на собственный хвост. – Там за пофоротом тот самый русский Конфой, но они фсе в таком состоянии… Ни мертфые, ни жифые, жуткое дело, чесное слово, сам боюсь, э! Может, фсе-таки не нада туда ходить, а?
– Разрешите на разведку, – с надеждой вскинулся Барлога.
– Танюшка, от присмотри за офицериком. Чуть что – пальни в воздух. А мы покуда с татарином да мальчонкой вас здесь обождем.
– Я говорю, разрешите на разведк… – вновь попытался напомнить Вася, даже не надеявшийся второй раз получить положительный ответ. – Типа, шикардос, что ли?!
– Дак пошли уже, балаболка турецкая, – толкнув коня пятками, проворчала девушка.
Гибкий ахалтекинец, словно ручей, просочился из арьергарда в авангард.
– Не, не нада туда ходить! Честное нечистое слофо, не нада! Там такое тфорится, такие фещи страшные, я прямо поседел дфа раза, да?!
Невзирая на едва ли не
