предсмертные вопли реально испуганного шайтана, два всадника ушли за поворот дороги. Что характерно, Ахметка за ними не спешил. Он предпочел остаться под защитой старого пластуна, хотя еще только ночью огреб от него по полной. Впрочем, шайтаны вообще не слишком обидчивы по натуре. И главное, их вечно тянет к человеку…
Ехали недолго, минут пятнадцать, причем всю дорогу Василий пытался убедить Татьяну, что его стоит пропустить вперед, потому что он мужчина и в случае чего, образно выражаясь, его священное право закрыть ее грудь своей грудью!
Нарывался как мог, юморил, делал комплименты, гладил рукоять шашки, пытался читать стихи и нес романтическую чушь. Если сегодня ему в чем и везло, так в том, что невозмутимая казачка слушала его вполуха. Меж тем в лесу перестали петь птицы, нависла необъяснимая, полупрозрачная тишина, и даже легкий ветерок вроде бы перестал шевелить листву.
Ахалтекинец и буланый тревожно прядали ушами, раздувая ноздри, лошади тоже чувствовали неладное. И когда Барлога, традиционно не обращающий внимания на народные приметы и прочие условности, в очередной раз попытался изобразить рыцаря, казачка вдруг резко коснулась тонкой рукоятью нагайки его губ. Не отреагировать на столь явный призыв к молчанию было уже невозможно. Вася заткнулся.
– Держи, – Татьяна передала ему два маленьких дорожных пистолета, подарок генерала Ермолова. – Стрелять-то умеешь? Ну от тогда зазря не пали. И ежели что, зови наших на выручку, в бучу не лезь.
– Я вам так дорог?
– А то ж! Ежели тебя убьют, так меня дед носом в угол поставит…
Студент-первокурсник надул щеки, но ответить не успел, в кустах слева хрустнул сучок, потом второй, и Татьяна, бесшумно соскользнув с седла, нырнула в густую волну зелени.
– И тишина-а… – драматическим шепотом прокомментировал Василий, оставив поводья, но крепко держа пистолеты один направо, другой налево.
Буланый замер, как статуя, чувствуя настроение хозяина. Если помните, в первой книге, когда гости из будущего были всего лишь простыми линейцами, этот самый конь весьма вольно обращался с наивным русским парнем, впервые севшим в седло? И имел на это право, ибо лошади не обязаны таскать на своей спине кого попало. Неумелый всадник это бедствие…
Зато теперь он грозно оскалил зубы, слегка напружинив задние ноги, и был готов ко всему. Не удрать, как советовала ему лошадиная природа, а нести своего хозяина в бой, грудью сминая любые преграды. Потому что теперь они друзья и братья по крови!
Татьяна вышла шагах в пяти впереди, по направлению их маршрута. Стряхнула с рукава прилипшую паутину и вернула кинжал в ножны.
– Что там было?
– Тебе лучше не знать, офицерик, – сдвинув брови, ответила девушка, – Уходим отсель.
– Почему? Куда? А что вообще происходит?
– Да тихо ты, – внучка пластуна быстро шагнула вперед, протянув руку к поводьям ахалтекинца, и невозмутимый жеребец без малейшего предупреждения врезал ей правым передним копытом в лоб.
Раздался неприятный хруст, красавица-казачка отлетела на три метра, сверкнув в воздухе каблучками мягких сапог. Барлога схватился за сердце, с трудом выдохнул и бросился на помощь к девушке. Придушить предательского ахалтекинца можно будет после, а лучше вообще расстрелять перед строем. Однако…
– Огнище, – прошептал молодой человек, осторожно опускаясь на колени. – Не, ну как-то предупреждать же надо, я чуть заикаться не начал…
Девичье лицо с проломленным лбом быстро принимало форму морды большой серой ящерицы в зеленых пятнах крови. Настоящая Татьяна появилась буквально через минуту.
– Ох, прости господи, причудениваюсь[51] я с тя, офицерик! За что ж ты ее так отчеломкал-приголубил?
– Никак нет, это не я, а твой красавчик. Кстати, она была копией тебя, я поверил.
Девушка нежно обернулась к ахалтекинцу, тот вытянул длинную шею, мягкими губами коснувшись ее щеки. Казачка ласково потрепала его между ушей, слухи о благородстве и верности этой породы явно возникли не на пустом месте.
Однако все взаимные нежности тут же были закончены, война редко дает много времени на выражение самой сердечной благодарности. Были дела и поважнее. Студент и казачка плечом к плечу встали над трупом ящерицы. Ее одежда таяла так же быстро, превращаясь в плотно облегающий голубоватый комбинезон, с мелкими серебристыми блестками.
– Ничего более, никаких опознавательных знаков, никаких документов, никакого оружия, – пробормотал Василий. – Но поверь, сходство с тобой было абсолютным! Голос, фигура, походка, манеры, всё! Как они такое делают, а?
Татьяна подумала, пожала плечами и, не касаясь стремени, взлетела в седло. Действительно, если они отправились на разведку, то поставленная задача на данный момент никак не выполнена. Их попытался остановить враг, попытка провалилась, но это не значит, что нужно возвращаться к остальным без какой-либо полезной информации.
Два всадника вновь пустили коней шагом, и, как в это ни трудно поверить, но оба скакуна старались ступать совершенно бесшумно. Боже, храни лошадей…
Ехать пришлось недолго, за следующим поворотом тропа делала широкий разворот, открывая довольно широкое поле, и то, что открылось глазам наших героев, заставило натянуть поводья. Даже Татьяна с трудом сдержала крик, закусив нижнюю губу.
…Вся дорога впереди была буквально завалена человеческими телами и павшими животными. Недвижимо стояли повозки, валялись в постромках лошади, солдаты, казаки, офицеры, все вповалку лежали на земле целыми группами. И хоть над ними не кружилось воронье, но даже без этих классических штрихов картина получалась совершенно ужасающей.
Барлога переглянулся с девушкой, поднял над головой два каретных пистолета и спустил курки. Горное эхо многократно отразило сдвоенный грохот выстрела…
…Верховная улыбалась. Она сидела перед большим, практически во всю стену жестко-кристаллическим экраном и открыто любовалась делом своих рук. Операция была проведена практически безукоризненно. Возможно, кому-то из критиков она показалась бы слишком надуманной и даже по-женски наивной, но победителей не судят. В конце концов, единственное, что можно поставить ей в вину, так лишь потери личного состава. А это, по сути, такая мелочь…
Блистающий космический корабль величественно опускался на землю, прямо на глазах изумленных аборигенов. Это были два всадника, самец и самка, сидящие на животных, что само по себе является одним из первых признаков примитивного разума. Приближение их лиц крупным планом показывало, что они удивлены и, быть может, слегка ошарашены.
Конечно же Госпожа предпочла бы, чтоб в их глазах отражался страх, ужас, безграничная покорность и понимание собственной ничтожности перед могучей силой нунгалианской цивилизации. Но увы. Пока только удивление. Быть может, у самца еще нездоровое восхищение, а у самки… у нее… раздражение, что ли? Как странно…
– Кто же вы такие? – вопрос был исключительно риторическим и задавался самой себе никак не с целью услышать ответ. – Я хочу вас понять.
