вторым годом, когда датская, норвежская и финская полиция подтвердили, что ни одна машина марки «рено КВ-4» не могла прибыть из Скандинавских стран, в то же время шведская таможня заявила, что она не могла проехать из какой-либо другой страны. Тогда, как ты, наверное, помнишь, приходилось выполнять множество формальностей, чтобы переехать границу.
— Да, помню. А те свидетели…
— Двое работали вместе. Один был хозяином автомобильной мастерской, а второй работал там механиком. Третий также знал хорошо марки машин. По профессий он был… а ну угадай, кто?
— Директор завода «Рено».
— Нет. Полицейский, из автодорожной инспекции. Всех троих свидетелей подвергли целому ряду тестов. Они должны были угадывать марки разных машин по очертаниям, показываемым на экране с помощью проекционного фонаря. Все трое ни разу не ошиблись, а механик из автомобильной мастерской знал даже очень редкостные модели, такие, как «испано-сюиза» или «пегасо». Даже больше: когда показывали машину, которой не было в природе, он и тогда не давал себя сбить с толку. Говорил, что передняя часть у нее от «фиата-500», а задняя — от «дайна панхарда».
— А какой вывод из этого сделали ребята, проводившие следствие? — спросил Колльберг.
— Они были уверены, что имя убийцы есть в наших протоколах: кто-то из многочисленных свидетелей, спавших с Тересой Камарайо. Но выявить его невозможно.
Колльберг минуту помолчал, потом спросил: — А что известно о Тересе?
— В течение двух лет у нее было множество мужчин. Она быстро покатилась вниз. Начала пить. В полиции нравов ее хорошо знали, но не поймали ни на одном преступлений.
Мартин Бек указал на том протоколов и сказал:
— Среди этих бумаг большинство допросов мужчин, которые с ней встречались. Они говорили, что она была очень навязчива. Большинство из них сразу же охватывал смертельный ужас, особенно тех, кто был женат и оказался с ней по пьянке. Она водилась со многими темными типами, полугангстерами, мелкими ворами, автомобильными жуликами, валютчиками и прочей швалью. Ты же помнишь тогдашних наших клиентов?
— А что случилось с ее любовником?
— Он встретил порядочную девушку, женился, имеет двоих детей и счастливо живет себе в своей вилле на Лидингё. Его алиби такое же надежное, как флот капитана Касселя.
— Как что?
— Ну, хоть о кораблях ты ничего не знаешь, — сказал Мартин Бек — Если заглянешь в эту папку, то поймешь, откуда Стенстрём брал некоторые свои идеи.
Колльберг заглянул в папку.
— Боже мой, такой красивой девушки я еще не видел! — воскликнул он. — Кто делал эти фотографии?
— Один фотолюбитель, который имел стопроцентное алиби и никогда не ездил на машинах марки «рено КВ-4». Но, в отличие от Стенстрёма, он свои фотографии продавал и хорошо зарабатывал на них. Ты же помнишь, тогда у нас не было такого половодья порнографии, как теперь.
Они вновь замолкли. Наконец Колльберг спросил:
— А какая может быть связь между этим происшествием и Стенстрёмом да еще восемью другими людьми, которых застрелили в автобусе через шестнадцать лет?
— Никакой, — ответил Мартин Бек. — Приходится возвращаться к версии о психически больном убийце, который хотел вызвать сенсацию.
— Почему Стенстрём ничего не сказал… — начал было Колльберг.
— Так вот, — подхватил Мартин Бек. — Теперь все можно вполне логично объяснить. Стенстрём пересматривал нераскрытые дела. А поскольку он был честолюбивый, ретивый и все еще немного наивный, то выбрал самое безнадежное из них. Если бы он раскрыл дело
Тересы, это был бы громаднейший успех. И он не рассказывал нам, так как боялся насмешек в случае неудачи. Когда Тереса Камарайо лежала в морге, Стенстрёму было двенадцать лет, и он, наверное, еще не читал газет. Он, видимо, считал, что может подойти к этому делу без каких-либо предубеждений. И перемолол все эти протоколы.
— И что ж он нашел?
— Ничего. Так как нечего было находить. Здесь нет ни единой нитки, за которую можно ухватиться.
— Откуда ты знаешь?
Мартин Бек посмотрел на Колльберга и спокойно сказал:
— Знаю, потому что сам одиннадцать лет назад сделал точнехонько то что и Стенстрём. Но впустую.
— Но все это не объясняет, что Стенстрём делал в автобусе.
— Нет, не объясняет.
— Во всяком случае, я кое-что проверю, — сказал Колльберг.
— Конечно, проверь.
Колльберг нашел Хёндрика Каама, бывшего сокурсника Тересы. Это был дородный мужчина средних лет. Он вздохнул, бросил жалостный взгляд на свою белокурую жену и тринадцатилетнего сына в бархатном костюме и сказал:
— Оставьте меня в покое. Здесь летом был уже один молодой детектив и…
Колльберг даже проверил алиби директора Каама на вечер тринадцатого декабря. Алиби было безупречное.
Нашел он и того человека, что фотографировал Тересу восемнадцать лет назад, — старого беззубого вора в камере рецидивистов в Лонгхольмене. Старик выпятил тонкие губы и сказал:
— Тересу? Еще бы, конечно, помню! Кстати, сюда несколько месяцев назад приходил уже какой-то вынюхиватеяь и..
Колльберг внимательно до последнего слова прочитал все рапорты, затратив на это всю неделю. Вечером в четверг восемнадцатого декабря тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года он прочитал последнюю страничку.
«В протоколах нет никаких недосмотров, — думал Колльберг. — Никакой оборванной нитки. Но утром я все равно составлю список всех, кого допрашивали в связи с делом Тересы. Потом посмотрим, кто из них еще жив и что он делает».
XXVI
Минул месяц с момента, когда прогремели шестьдесят семь выстрелов в автобусе на Норра Сташунсгатан, а убийца девяти человек все еще был на свободе.
Начальство государственной полиции, пресса и общественность были не единственные, у кого лопалось терпение. Была еще одна категория людей, которая хотела, чтобы полиция как можно быстрее поймала виноватого. Эту категорию составляли люди, которых называют дном. Ибо пока полиция была на страже, лучше было притаиться. Во веем Стокгольме не было ни единого вора, мошенника, грабителя, укрывателя краденого, спекулянта или сутенера, который не хотел бы, чтобы полиция быстрее поймала убийцу и вновь взялась за демонстрантов против войны во Вьетнаме или за поставленные в недозволенном месте машины, — тогда сами они могли бы перейти к своей обычной работе.
Рённ искал обрывки загадки, что называлась Нильсом Эриком Ёранссоном, и услужливость дна облегчала ему поиски.
Вечером тринадцатого декабря на барке около южного берега озера Мелерен он встретился с девушкой, которая пообещала, что завтра сведет его с Сюне Бьёрком, когда-то пустившим Ёранссона на несколько недель к себе жить. На следующий день Рённ отправился на встречу с Сюне Бьёрком
Девушка с барки ждала его около газетного киоска на площади Марии.
— Я с вами не пойду, — сказала она. — Но я договорилась с Сюне, что вы придете.
Она дала Рённу адрес на Тавастгатан и исчезла
