Все согласно кивают и слушают, затаив дыхание. Хамид догадался, каким образом и куда мужчина собирается поместить капсулы с семтексом.
– Я проглотил ее в герметическом мешочке, а через два дня у меня был свеженький и ароматный товар.
Он улыбается, как мальчишка, который что-то натворил.
– Легко, да?
– То, что ты сейчас хочешь проглотить, уже не удалишь, – мрачно произносит саудовец.
– Как это нет? Бабах – и все дела.
Муаид хватается за живот, а потом выбрасывает руки перед собой.
– Ты сможешь сделать эту цацку? – Он становится серьезным и задает конкретный вопрос.
– Да, конечно. Но детонатор не может находиться ни в мобильном телефоне, ни в часах. Это уже избитые методы, о которых каждый ребенок знает.
– А в этом? – Ловкий ливиец хватается за мусульманские четки, с которыми, особенно в стрессовых и экстремальных ситуациях, религиозный саудовец не расстается. Муаид сжимает их некоторое время в ладони и перебирает бусины.
– Неплохо соображаешь, – признает Хамид. – А кто поместит тебе пластик в капсулы или упаковку, которую ты сможешь проглотить?
После этих слов совершенно убитый Абдулла подхватывается и выбегает из комнаты.
– Я что-то не то сказал? Чем я его расстроил?
– Он фармацевт и спец по приготовлению порошков.
– А каково твое место в мозаике? – Хамид обращается к Хасану.
– Я скажу вам, когда НАТО начнет массированные атаки на подземные бункеры Каддафи. Это может произойти каждую минуту.
– Не понимаю. Если Муаммара убьют, то зачем тебе пластик в животе?
– Я в это не верю. Он хитрый, как лис. Подземный город под Триполи огромен. Чтобы до него добраться, мы должны будем сровнять нашу столицу с землей, – скептически произносит организатор.
– А если?.. Что тогда? Взорвешься от радости?
– Я на самом деле уже продал клинику, но у меня там по-прежнему есть друзья. Прекрасный египетский хирург вытянет из меня это говно, – представляет Муаид запасной вариант. – Я не сумасшедший и не хочу покончить с собой, потому что таков мой каприз. Я хочу убить преступника Муаммара. Если же кто-то выручит меня с этим, буду себе жить как обычно, по-божески, долгие годы. У меня ферма, осяду на ней и буду работать в собственном саду и выращивать баранов.
– Хоть бы так и было, – шепчет Абдулла, стоящий у двери в кухню. – Хоть бы милосердный Бог так и сделал.
* * *
– Как я и говорил, не попали в скотину, – Муаид отодвигает трубку от уха и включает телевизор. «Аль-Джазира» с места событий показывает разрушения, совершенные в Триполи натовскими массированными атаками с воздуха.
– Сожалею. – Хамид поджимает губы, понимая, что их сейчас ждет.
– Абдулла, уже время, – сообщает террорист по телефону своему другу. – Я готов.
– Как ты собираешься туда попасть? У тебя есть связи? Что ты им скажешь? Что после стольких лет истосковался по папочке, хочешь обнять его и узнать, как у него дела? – говорит саудовец, не церемонясь.
– У меня есть его личный номер, частная отдельная линия, – гордо сообщает Муаид. – А это для меня достаточный предлог. – Муаид показывает пальцем на экран и делает звук громче.
– Соболезнование – это удобный случай, чтобы увидеться после тридцатилетнего перерыва или даже первый раз в жизни. Ни один человек, а тем более араб, не откажется принять выражения соболезнования после утраты близких. Хоть бы и от внебрачного сына. – Он широко улыбается.
– Жаль, что так должно быть. – Хамид обнимает мужчину. – Обдумай все еще раз. Неужели ты так ненавидишь его, что готов пожертвовать собственной жизнью?
Вопрос остается без ответа, потому что в комнату входит бледный Абдулла, лицо его вспотело. В бумажной аптечной коробочке он несет пилюли.
– Я должен позвонить в одно место, а потом можем приступить к делу.
Муаид идет на первый этаж в свою спальню, оставляя мужчин одних.
– Не знаю, как его отговорить от этого коварного плана, – жалуется пожилой человек. – Я так его люблю, он для меня как сын… – Голос его дрожит. – Может, ты попробуешь, вижу, что ты тоже не поддерживаешь это дело.
– Боюсь, что уже никто не в состоянии вправить ему мозги. Ты знаешь его дольше и наверняка согласишься, что он очень упрямый человек. Если уж что вбил себе в голову, то обязательно должен реализовать. Сейчас нам только остается помочь другу, чтобы он не погиб напрасно.
– Если бы рядом с ним была жена… – Обеспокоенный Абдулла потирает лоб. – Если бы тут была его доченька… – Он тихо всхлипывает. – У Муаида всегда была навязчивая идея по поводу этого парня, и чем старше он становился и все больше походил на него, тем его фобия все более закреплялась. Он мучился от чувства вины за все несчастья, которые случились в его семье. Он считает, что из-за Муаммара над ними висит проклятие, которое он, и только он, его внебрачный сын, может снять. Haram! Haram!
– Что ж. Sza’Allah. – Хамид предается воле Аллаха и мирится с ситуацией, но менее верующий ливиец такого отношения к жизни вообще не приемлет.
– Чушь! – выкрикивает он. – Мы сами хозяева своей судьбы!
– Что с вами, господа? – В комнате появляется довольный Муаид. – Встреча назначена на восемь вечера, так что, пожалуй, пора приниматься за работу. И очень прошу… давайте обойдемся без ненужных споров и претензий. Sza’a Allah. Не так ли, мой саудовский друг?
Хамид поднимается к себе на этаж, где находится комната, которую он занимает. На столике, стоящем у окна, уже все приготовлено. Оборудование он получил от знакомого ювелира, поэтому с монтированием детонатора не должно быть никаких проблем. Но предусмотрительный организатор на всякий случай прикупил еще два экземпляра четок. Саудовец должен успокоиться и сконцентрироваться. Он выходит на балкон и закуривает сигарету. Он чувствует тяжесть в желудке, как будто там камень: знает, что через минуту родственник внутри себя будет иметь кое-что намного хуже. «Почему Бог наказывает меня такой судьбой? – задается вопросом Хамид. – Почему я снова должен пройти через такой ад? На этот раз еще худший, потому что я знаю этого человека, уважаю его и понимаю, почему моя жена его любит. Если она узнает, что я помогаю ему в подготовке к теракту, она уже никогда не захочет меня видеть. И у меня снова будет от нее очередная никчемная тайна, – вздыхает саудовец. – Мириам, Мириам, любимая моя, как мне тяжело и плохо, – разговаривает он с ней мысленно. – Мне так хочется положить голову на твою грудь и забыть об ужасах этого мира. Бог мой, если нам только удастся выбраться из этого ада, то, клянусь тебе, что уже никогда не буду ввязываться в такие дела. Пусть это делают другие, более выдержанные и твердые. Я хочу вести нормальную жизнь, может, удастся в конце концов увеличить семью и спокойно ею заняться. Я буду простым обывателем и ничего больше не попрошу у Господа, – признается он себе и, проведя рукой по заросшей щетиной щеке, мысленно обращается к Богу: – Wallahi, Господь милосердный, дай мне силы, чтобы с честью выдержать это испытание».
