я решил позлить его.
— Нет! Нет! И ты не моя сестра! Ты — чудовище! — Решительно прокричал голосу, стараясь показать серьезность намерений сопротивляться до конца.
— Мы, Рэт, мы — чудовище. Я — это ты. — Голос изменился, отдаленно напоминал Стивена. — Ты убил меня, друг мой. Я умер от твоей руки. А знаешь, каково это, видеть день за днем свои внутренности, чувствовать вкус собственной крови, задыхаться, корчась в муках?! Это моя жизнь после смерти! Вот, что ты со мной сделал, Рэт.
— Нет никакого «мы». Я — это я. Рэт Джонс! И всегда им останусь. А ты — катись ко всем чертям со своим Тиамат!
— Ты — это я! — Прохрипел голос Знахаря. — Убийца!
Существо явно испытывало на прочность мои нервишки, но делало это так похабно и неуклюже, что не вызывало никакого доверия, да и вообще ничего, кроме смеха. Быть может потому, что меня прикрывал монах, который, очевидно, специально отправил меня поговорить с пожирателем.
Тьма мало-помалу рассеивалась. Внизу я едва различал огни. Но с каждой секундой они становились все ярче и скоро превратились в гигантское пламя. — «Что это? Преисподняя? Но я не умер». — Картина внизу была поистине апокалиптической.
— Умрешь, если не пойдешь со мной. — Голос читал мысли, как некультурно с его стороны.
— Нет, уйди! Я не твой раб! Не твой!
— Тогда я заберу твою Лиз! — Монстр издал что-то отдаленно похожее на смех.
Неожиданно, придя в себя, поднялся на ноги и осмотрелся. Все тот же белый потолок, тибетский лама, спящая Элизабет. «Все хорошо, значит? Угроза миновала? Кто-нибудь, скажите, что это так».
Я взглянул на господина Эше. Его лицо выказывало удивление. Потом, глаза его расширились, и он попятился, несколько раз громко вскрикнув одно и то же слово. Показались переводчик и Вилмер.
Что же так напугало невозмутимого монаха? Ответ пришел, когда я снова посмотрел на Элизабет, придя в ужас и оцепенение. Девушка широко открыла глаза, сияющие ярким пламенем. Сомнений не было — это перерождение.
— Доктор, помогите ей! — Кричал я. От неожиданности, запутался в ногах, и вместо попытки подняться на ноги распластался на деревянном полу. — Черт. — Со второй попытки, мне удалось добраться до Элизабет.
Девушка взглянула на меня. Она была в сознании.
— Помоги, нет сил держаться. — Прошептала она еле слышно. — Изо рта и носа повалили клубы дыма.
Вот это поворот — на мгновение я, было, запаниковал, но, на сей раз опомнился и обнял ее. Лиз нужна была помощь — обнять и не отпускать ее. Это все что я мог сделать.
— Лизи, держись. Не отпускай меня! Как бы ни было трудно, борись. Останься со мной, пожалуйста. Ты можешь. Ты все сможешь. — В тот самый миг я не видел ничего, кроме Лиз, не слышал, как кардинал что-то говорил по рации, как в палату буквально вломились четверо бойцов в масках и с автоматами. — Помнишь, нашу первую встречу? С тех пор многое изменилось. Изменился и мир, и мы сами. Но… Элизабет. Мои чувства к тебе не изменятся. Помни, ты моя единственная. Ты должна выстоять. Не дай этому монстру покорить тебя! — Мой голос от волнения сделался более громким и быстрым, пусть я и пытался говорить как можно медленнее. В груди все сжалось в один ком, но я не мог остановиться. — Помнишь, как мы хотели посетить Останкино снова? Как же я пойду туда один, без тебя? Кто же составит компанию? Кто же будет рядом со мной? Элизабет, не оставляй меня одного! Держись! Держись! Изо всех сил!
Между тем, перерождение и не думало останавливаться. Душа Элизабет утрачивала контроль над телом. Только теперь я заметил солдат позади меня, с автоматами наготове. — «Ясно. Если дело плохо и выхода нет — пусть убьют и меня». — Мелькнуло в голове, пусть душа отчаянно жаждала жить, но жить вдвоем, а не порознь. — «Нет, если выбор таков, то вот мое последнее решение — смерть вместе с тобой. Я знаю, что такое жизнь без тебя, и более не надо мне подобного существования».
В тот миг, я представил, как пули прошьют наши тела. Наверное, будет больно, но недолго. Да, точно, раз и готово. И я больше никогда не смогу исполнить свои обещания.
Вилмер медлил, почему — не знаю. Быть может от сострадания, или просто не хотел залить тут все кровью. Нет, и не то, и не другое. Элизабет, ее жизнь ценна для него, ведь они — брат и сестра. К тому же, Элизабет — первый человек, возвращенный с того света. Никто же, кроме горстки посвященных, не подозревает, кто она такая на самом деле. Или… Да какая разница. Случись непоправимое — исход один все равно.
Шаман повторял какие-то заклинания, зажег благовония, от которых рябило в глазах и кружилась голова, но, надо — так надо. Откуда мне знать о методах тибетского буддизма.
Элизабет словно пыталась сказать мне что-то, но не могла и только смотрела на меня медленно угасающим взглядом. Пламя забирало ее у меня.
Внезапно, движимый порывом эмоций, я просто поцеловал Лиз в полуоткрытые уста, из которых вырывались клубы дыма. — «Я умираю под поцелуем». — В голову пришла сцена из шекспировской «Ромео и Джульетты». Внезапно раздался непонятный гул, будто крылья вертолета пронеслись над нашими головами. Вспышка света, кажется, я на какое-то время потерял сознание.
«Нет, я не умер». — Едва открыв глаза, понял, что живой. Белый потолок, белые стены. Это уж точно не Тиамат, если, конечно доктор Кофман и его ученые не позаимствовали дизайн интерьера у пожирателей, что маловероятно. Разрозненные мысли собирались в целое и в груди зародился комок холодного ужаса.
— Элизабет… где Элизабет!? Где она? — Выпалил я.
— Тихо, не кричи, да? — Доктор Кофман вытирал платочком пот со лба. Он улыбнулся. — Все в порядке. У тебя получилось. Ты спас ее.
— Да, ты молодец, спас и сестру, и нас. — Вилмер, стоящий неподалеку, впервые улыбнулся не той ехидной ухмылкой, как всегда, а от чистого сердца.
По его улыбке можно было понять — мне удалось сделать невозможное. Я невольно улыбнулся в ответ. Та сила, что убила Кристофера, спасла Элизабет. Неужели наши чувства настолько сильны? Так и есть, в этом наша сила и наше уязвимое место. Что ж, медаль всегда имеет обратную сторону.
— Где она?
— Рядом с тобой, чудик. — Роб едва не сиял.
Действительно, Элизабет лежала на кушетке рядом и смотрела в потолок.
Я с трудом поднялся и, шатаясь, подошел к ней. Ужасное состояние, как будто похмелье, если не хуже. Голова раскалывалась.
— Прости. —
