блеснула чёрными как ночь глазами, но никому из них не было до крестианки особого дела, кроме извивающегося ужом Свири. Вольга не только скрутил его, но и отнял награбленные серьги и перстень. Свирь яростно выгибался и выл во всю глотку.
– Не замай её! Моя! Или тень к Тени липнет?!
Угрожая атамом, Сирин подняла Дарью на ноги. Сава хотел ей помочь, но ворожея и на него направила чёрный узкий клинок.
– Это Яра добыча, – предупредил её Сава. – Вожак велел свести крестианку в нору. Сам скоро вернётся и ежели там её не найдёт – сильно взбесится.
Сирин цокнула зубами и торопливо повела добычу вглубь леса, подальше от Навьих охотников.
*************
Крестианка спотыкалась на каждом шагу. От страха она не узнавала спасительницу и не могла понять, куда и зачем её снова ведут. Лохматые ели зашевелились, поплыли. Надземница почти упала от слабости, но Сирин вовремя её подхватила. На одном рукаве её пальто высохла кровь. Сирин поняла: пленница ранена. Перекинув другую руку крестианки к себе на плечо, Сирин так и повела её до норы.
По дороге все её мысли крутились о Яре. Не знали состайники, как встревожено племя. С дозорных лёжек примчались матёрые и доложили о нападении на Монастырь. Ведущая род собрала вожаков и потребовала найти сына. Где Яр? Зачем пленил дочь Настоятеля? Нехорошее предчувствие стиснуло душу, что-то тёмное происходило вокруг.
У входа в нору Сирин высекла кремешком искру и подожгла факел. Придерживая крестианку одной рукой, другой она подсвечивала себе под ноги. Они долго спускались по дощатым настилам, пока не вошли на срединные ярусы логова. Сирин и Дарья миновали множество подземных комнат и залов, потайных лазов и пустых кладовых, где через вытяжки завывал только ветер. Логово вырыли здесь по приказу ведуньи, но жить в нём должны были вовсе не Зимние Волки, а инородцы. Хотя ни одно племя к ним так и не явилось, в душе Зимние Волки надеялись, что чужеядцы не придут вовсе.
В глубине нашлась комната, заранее приготовленная Яром для узницы. Здесь была разостлана лёжка из шкур, расставлены свечи на ящиках, к столбу привязана тугая верёвка. Сирин усадила Дарью на шкуры, но даже не подумала её связывать. Крестианка и без того едва шевелилась от страха.
– Спа-па… спа-си тебя… Бог… – сквозь всхлипы выдавила она. Непослушной рукой надземница нашарила под разорванной сорочкой крестик. – Они… он… он меня…
Сирин обняла её и прижала темноволосую голову крестианки к груди. В её объятиях Дарья разревелась, не сдерживаясь. Ночь подходила к концу, на поверхности разгоралась заря, но узницы Нави редко видели солнце. И этот рассвет младшая дочь Настоятеля не увидела.
*************
Яр раскрыл глаза, ему стало больно от жгучего света. Огромный огненный шар висел над головой, истребляя всякую тень на белом песке. Вокруг никого, только бескрайняя ровная как стол пустыня. Яр напряг гудящие руки, чтобы подняться, и, когда встал, в бесплодном мире появилась первая тень. Она ширилась и росла за плечами, как нечто живое – не просто тень Волчьего Пастыря, а непроглядный чёрный поток. Тень была древней как мир, созданный Родом, и в то же время оставалась частью его самого.
Огромное солнце засияло сильнее и жарче. Но свет не сумел разогнать народившийся мрак. Как бы небесное коло не силилось восстановить своё царство, тьма отвоёвывала его шаг за шагом и медленно пожирала белую пустоту.
– Это морок, такого нет в Яви, – сказал Яр запёкшимися губами. Его тянуло перешагнуть через край, ступить за грань света и оказаться в прохладной тени, что уже расползлась на полмира. Ступить в неё – так легко и приятно, ведь тень – часть него самого. Но страх перед мраком живёт в каждой душе, и Яр колебался.
– Навь тьмы не боится. Мы живём под землёю, – шепнул себе Яр. Будто услышав его, солнце обожгло ещё жарче. Край тени оторвался от ног, отступил. Мрак превратился в живое чёрное море, Яр же остался на берегу. Издалека послышался грозный вой волка.
– Просыпайся, очнись. Ты ведь жив, я же знаю.
Яр приоткрыл глаза, на этот раз по-настоящему, в Явьем мире. Он подвешен на двух крепких цепях, оковы больно стиснули руки. Он огляделся, но не сумел понять, где находится. Сумрачная коморка освещалась заревом от распахнутой печи. На широком железном столе лежали металлические инструменты. Всё так знакомо… ну конечно же, он был в человеческой кузнице! Или нет.
Перед ним стоял израдец в неподпоясанной льняной рубашке. Крепкие руки скрещены на груди, в голубых глазах сгустилось сосредоточенное раздумье. Он смотрел на гильзу с узорами на шее Яра.
– Знаешь, кто я? – спросил Настоятель.
Яр ухмыльнулся разбитыми в кровь губами и вместо ответа плюнул ему в лицо. Алый плевок не попал и растёкся по белой рубашке. Израдец не шелохнулся. Это было опаснее, чем ярость, крики или побои: мрачное молчание отца, чьей семье угрожали.
– Скажешь, где моя младшая дочь?
– Ей нынче горше, чем мне, – осклабился Яр. – Я побит, да в оковах, а она молодая да нежная в лихой стае.
Настоятель шагнул и ударил его под рёбра. Яр стиснул зубы и вытерпел боль. Хриплый стон перерос в глухой смех.
– Последыш твой всё едино с гниющим Духом. Смерть ей будет токмо лишь в избавление! Она убить себя не молила? Лик себе не царапала? Теней не выкликивала? Ты трус, двоедушец, раз бесноватой дщери своей быстрой смерти не возжелал. Ты её мучил, плоть её отдал во власть черному Духу. Тьма
