что Фёдору надо побыть с сыном.
Советник уходил с площади под грохот далёких разрывов. Противник стрелял по Киевскому району из 122-миллиметровых орудий – жители Донецка уже научились определять на слух, куда прилетает и из чего.
Прощаясь с Иваном, Фёдор не мог отделаться от мысли, что видит его в последний раз, и гнал эту мысль прочь – война есть война, всякое может быть, но надо же надеяться на лучшее…
– До свидания, сынок, – сказал он твёрдо, когда жёлтый автобус с жёсткими сиденьями подали к перрону напротив стрелки с надписью «Убежище», и в мегафон объявили посадку на Ростов-на-Дону. – Береги себя.
– До свидания, отец, – ответил Янычар. – Спасибо за всё. До скорой встречи.
…А где-то по ту сторону фронта стекались к Марку Калныньшу потоки информации. Данные спутниковой разведки, фронтовые сводки, агентурные донесения, протоколы допросов пленных ополченцев – всё ложилось к нему на стол, и сотрудники удивлялись, как он успевал проводить анализ и работать с такими объёмами данных. А он, сам работая на износ, был предельно требователен к подчинённым и беспощаден к сепаратистам, и казалось, для этого человека не существовало ничего в мире, кроме интересов службы.
* * *
– Ваня, – позвала его девушка, – у меня для тебя сюрприз.
Он обернулся и увидел Ромашку. Посмотрел на неё вопросительно.
– Только у меня есть одно условие, – произнесла она загадочно, – выполнишь?
– Если только это будет в моих силах, – пообещал Иван.
– Ты сейчас занят?
– А что такое?
– Сейчас видела начальника склада, – Леся говорила быстро и сбивчиво, явно волнуясь, – звонили ребята с передовой, просили привезти патроны, и они есть, но нет ни людей, ни машин, чтобы отвезти, я сразу про тебя подумала, у тебя же машина есть. Если ты не занят, может, поможешь ребятам… Ты бы обернулся туда-обратно часов за пять-шесть, ты извини, если напрягаю… Ты говорил, что сам хотел на фронт…
– Не оправдывайся, – перебил её Иван, – веди к начальнику склада. А в чём твоё условие?
– Ваня, возьми меня, пожалуйста, с собой.
– Это же опасно, Леся, там стреляют! – возразил он.
– Здесь тоже стреляют, – скривила губки Леся, – мне же тоже хочется… Я, между прочим, из Днепропетровска приехала, чтобы воевать, а сижу здесь и бумажки перекладываю…
– Хорошо, – вздохнув, ответил Янычар, – поехали вместе.
Вопрос с начальником склада был решён за несколько минут, начальник, немолодой мужчина в потёртом камуфляже, был благодарен Лесе, проявившей инициативу и решившей возникшую проблему. И снова стелилась под колёса бескрайняя степь. Леся уткнулась в экран смартфона и была полностью им поглощена.
Янычар всё ещё не догадывался, что его спутница переписывается в мессенджере ни с кем иным, как с Марком Калныньшем, что по её смартфону противник отслеживает координаты их местонахождения, и что диверсионно-разведывательная группа с приказом брать Дэна Хантера непременно живым уже перешла фронт севернее Саур-Могилы…
Автоматная очередь ударила из высокой травы по колёсам. Машина закрутилась на месте, теряя скорость и энергию, стала неуправляемой, однако почему-то не перевернулась, и Иван успел распахнуть дверь у пассажирского сиденья, а затем и свою.
– Беги, я их задержу! Быстро! Я прикрою!
Леся рванулась в степь, в противоположную сторону, когда Иван упал рядом с машиной с автоматом в руках, готовый остановить тех, кто попытается её преследовать или стрелять в её сторону. Из зарослей раздались короткие очереди, позволившие ему сориентироваться, где находится враг, и использовать эти секунды, чтобы приготовиться к бою. И автомат застрочил упрямо и отчаянно.
Зима, снежки, варежки. Зима, снежки, варежки.
– Пригибайся же! Пригибайся! – кричал он девушке, но враги как будто не замечали такой отличной мишени, как убегающая в полный рост ополченка, и продолжали охватывать его полукольцом.
Он отвечал короткими злыми очередями.
Первая пуля ударила Ивана в правое плечо, пройдя по нижнему краю шеврона Новороссии. Он инстинктивно схватился за руку, на несколько секунд прекратив огонь, и увидел, как залегшие было фигуры дёрнулись вперёд…
Он перехватил оружие и продолжил стрелять левой рукой. Его этому обучали.
Но против него вели бой люди, прошедшие ту же школу, что и он сам, и эта жуткая догадка настигла его почти одновременно со второй пулей, которая прожгла левую кисть насквозь и заставила выронить автомат.
Нечеловеческим усилием воли Иван смог дотянуться до пистолета и удержать его двумя руками. Но донести до головы уже не успел.
Оружие выбили у него из рук, и на мгновение боль стала огромной, заполнила его целиком и заслонила солнце. И тогда кто-то скомандовал совсем рядом на английском языке:
– Раны перевязать, чтобы не сдох от потери крови.
А потом солнце снова зажглось в небе над степью, и Иван понял: самое страшное из того, что могло с ним случиться на этой войне и вообще в его недолгой жизни – уже случилось.
Зима, снежки, варежки.
Глава четырнадцатая
Солнечный луч едва просачивался сквозь частую решётку под высоким потолком подвала, и внутри царил полумрак, хотя на улице стоял ясный летний день. Зато не чувствовалось изнурительной уличной жары, можно сказать, даже было слегка прохладно…
Ключ звякнул в тяжёлом замке камеры, и Иван, моментально встряхнувшись от полусна, сел на служившие ему постелью деревянные паллеты в углу, подобрав под себя ноги. Удар следовало принимать лицом к лицу.
– Дэнни, хочешь сигарету?
Кого он не ожидал увидеть – так это Джастина.
– Хочу.
Однокурсник подал ему сигарету, помог прикурить и с нескрываемой жалостью смотрел, как Иван управляется с ней двумя руками.
– Воды у тебя не будет?
– Извини, я не подумал, – он приоткрыл дверь камеры. – Степан! Принеси минералки!
– Вам с газом или без газа, пан
