Но насколько ошеломляюще сильно статуя была похожа на изображения младенца Христа со своей матерью! Если бы не было коровьего черепа, символ плодовитости, то скульптура могла бы стоять и в соборе Нотр-Дама, и я спросил себя, случайно ли это сходство или не указывает ли оно на глубокую связь между богиней Египта и Богоматерью христиан…
Четверо столь же старых знакомых, как и Фролло в белом плаще с крестом и мечом на перевязи, ожидали нас перед статуей богини: Андри Мюнье, Дени Ле-Мерсье, Жак Шармолю и Жиль Годен. Когда нотариус узнал меня, он сделал поспешно два шага вперед, изучая меня, как хищник — свою добычу, и крикнул прерывающимся голосом:
— Вот этот парень, с которым целестинец Аврилло разговаривал перед смертью!
— Это теперь не имеет более значения, — холодно ответил Фролло. — Если бы вы узнали его раньше, брат Годен, то это сэкономило бы нам много усилий. Он, сам того не зная, был хранителем солнечного камня.
— Я искал его по всему Парижу.
— Вы пару раз совсем рядом проходили мимо него, когда посещали меня в Нотр-Даме. Он, собственно, никто иной, как мой писец Арман Сове.
— Вот этот? — Годен чуть было не задохнулся. — Клянусь Отцом Добрых Душ, если бы я мог предположить такое!
— Месье Сове всегда был рядом, как выяснилось, — Фролло, похоже, забавлялся; эту черту за ним я едва ли знал. — Не вы ли подглядывали за нами в храме под Нотр-Дамом?
Я кивнул и спросил:
— Вы знали об этом все время?
— Нет, но кое о чем я догадывался.
— Собрание старых знакомых, — заметил я. — Не хватает только глупого поэта Гренгуара.
— Его вы напрасно будете здесь искать, — сказал слегка презрительно Фролло. — Я больше не нуждаюсь в нем, и потому отпустил его со своей службы. Что он делал — то делал за деньги. Здесь же нужны только те люди, которые готовы умереть за свою веру.
— Вы не боялись предательства, если Гренгуар продажен? — спросил я.
— Он знает, как мы обращается с предателями. Я полагаю, наш поэт лучше будет спать спокойно, нежели рассчитывать ночь за ночью на визит кротов. К тому же, скоро не будет иметь значения, что делал или позволял себе Гренгуар. Да и поведение каждого отдельного человека утратит значение.
— Потому что потом больше не будет людей, — продолжил глухой голос прямо в тот момент, когда цепь кубиков остановилась над бассейном с водой, и ее постоянный грохот затих в легком звоне. Из тени позади статуи Изиды выступило таинственное существо, при виде которого Томмазо и Аталан-те издали громкие крики удивления. Это был повелитель подземного мира.
Глава 5Ананке!
Возможно, и я издал бы крик ужаса, если бы мне не был знаком его вид: лицо из металла, которое казалось в свете огней расплавленным железом. Глаза из смарагдов, которые, как свет, излучали зеленые лучи пламени. Как и прежде, великий магистр был одет в белый плащ тамплиеров и держал в правой руке знак своего достоинства — жезл из черного дерева, наконечник которого венчал восьмиконечный крест. Это была новая встреча, от которой я бы предпочел отказаться.
Шепот коснулся моих ушей, он исходил от Леонардо:
— Впечатляет Фролло и других сумасшедших! Я уже вырос для этого!
Леонардо стоял рядом со мной, и только я, казалось, расслышал его тихие слова. Я знал, что у нас была в запасе еще пара сюрпризов для дреговитов, но сомневался, что Это нам поможет против их численного перевеса.
— Кто вы? — крикнул я человеку в маске. — Почему вы скрываете ваше лицо под маской?
— Что бы меня не узнали, ты, болван. Что ты себе возомнил?
Голос великого магистра звучал скорее обрадовано, нежели рассержено. Из-за глухого, пустого звучания, которое придавала его голосу маска, я ничего не мог точно определить. Поэтому напрасно я пытался соотнести голос с ближайшим советником короля Людовика. Его слова обладали металлическим, механическим звоном, словно великий магистр был частью огромной машины.
— Возможно, вы прячетесь, чтобы люди не увидели зло в вашем лице? — возразил я. — Ваши люди могли бы узнать, что они служат соблазнителю и вредителю, а не спасителю!
Теперь он громко рассмеялся, хотя не радостно, а презрительно:
— С такими речами ты не запутаешь нас, человек. Сатана может вкладывать тебе в рот сколько хочет лжи. Все это напрасный труд.
— Ваши слова — от Сатаны! — закричал я.
Великий магистр устал от меня, отвернулся и подал знак неизвестному мне человеку в белом плаще, стоявшему в тени. Обеими руками очень худой тамплиер принес сверкающую серебром миску, в которой лежал, видимо, тот самый смарагд, который якобы происходил из короны Люцифера. Солнечный камень! Он не сверкал, не выглядел как нечто особенное.
И все же великий магистр склонился перед зеленым камнем и сказал:
— Время страданий и сомнений прошло. Еще пара вздохов, — и человечество будет освобождено от проклятия плоти. Брат Фролло, ваши заслуги велики. Вам отдается честь отнести солнечный камень на его место в мировой машине.
— Сейчас? — вырвалось у Вийона. — Вы хотите это сделать сейчас?
— Почему бы нет, мировая машина уже давно готова, — спокойно ответил великий магистр. — Мы только ждали солнечного камня и годовой ярмарки, чья суматоха отвлекла бы от нас братьев Сен-Жермен-де-Пре. Вы столь же точно появились в это время, Вийон. Возможно, Отец Добрых Душ не оставил вас и ваших отступников. Тогда и ваши души тоже вернутся в рай вечного света.
Он дал Фролло знак, и архидьякон, взяв себе миску со смарагдом, прошел мимо нас вниз по лестнице.
Вийон пристально следил за ним и тяжело прошептал:
— Сила разрушения вырвется, если произойдет трансмутация атома!
— Не сила разрушения, а сила спасения, — возразил человек в маске. — Демокрит признавал, что в столкновении атомов живет дыхание одухотворенной силы, и уже Цицерон говорил об этой взаимосвязи с образованием души.
— Не хотите ли вы еще назвать Эпикура? — спросил Вийон резко. — Он утверждал, что столкновение атомов создает души, миры и даже богов!
— Ах, наконец, и вы осознали это и соглашаетесь со мной, — сказал великий магистр.
— Ни в коей мере. Кто внимательно прочитал Эпикура, тот знает, что его представление о силе атомов отрицает Бога и божественное управление миром. Как и вы, я — человек с закрытым лицом. Вы используете силу атомной трансмутации не во имя добра. Вы не хотите спасти души, вы хотите их проклясть, разрушая этот мир. Власть, которая может создать богов, должна освободить одного единственного бога из темницы материи: Сатану!
— Вы все также много болтаете, Вийон, вы вещаете все время одну и ту же ложь, — великий магистр обернулся к Фролло, который остановился внизу у лестницы и прислушивался к диспуту. — Не давайте себя обмануть, брат Фролло. Ну же, завершите великий план!
