Конвенции ООН по морскому праву (доказательная база, которую Россия собрала в нулевые годы, не была признана Комиссией ООН убедительной, и поэтому вопрос по расширению принадлежащей России акватории за границы подводных хребтов Ломоносова и Менделеева остался подвешенным).
Динамика показателя доли углеводородов в общем грузопотоке по трассе СМП свидетельствует, что этот период следует признать неудачным: она снизилась с пиковых значений в 20% прошлого периода до 5%. Нефтегазовые проекты, введенные на предшествующем этапе, не смогли обеспечить устойчивый морской грузопоток, а новые акторы в лице госкорпораций, которые выдвинулись на этом этапе как «держатели» активов морской Арктики и СМП, еще не ввели или даже отложили надолго реализацию своих проектов. Они не смогли переломить негативную динамику перевозок.
Достигнутые на прежних этапах инновационные успехи в морской логистике, «переобмундировании» производственно-логистической системы Арктики и СМП, не получили развития. Государство провозгласило ясные цели своей новой арктической политики, но ни в какой мере не приступило к ее финансовой реализации (продолжилось хроническое бюджетное недоинвестирование ключевых звеньев морской логистической системы): модернизация портов и создание телекоммуникационной инфраструктуры не проводились, спутниковая группировка для арктического мониторинга не была создана, строительство новых атомных ледоколов откладывалось за счет бесконечного продления сроков эксплуатации атомоходов советского времени.
Новая после первого этапа институциональная перегруппировка ключевых акторов, которая происходила на этом этапе, на этот раз в пользу госкомпаний, не обеспечила закрепление позитивных тенденций обновления технологического уклада и всей производственно-логистической системы Арктики и СМП предыдущих периодов.
Четвертый этап 2014–2021 гг.: санкции, запуск первого СПГ-проекта и новых нефтяных проектов, опирающихся на морскую логистику. После определенной пробуксовки в решении задач инновационной (институционально-технологической) модернизации СМП во второй половине десятых годов драйверы развития СМП пришли в движение. Санкции 2014 г. отчетливо продемонстрировали эфемерность ставки на международный транзит (его объемы в 2014 г. упали сразу в четыре раза) и шельфовые проекты в развитии СМП: значительное снижение мировых цен на нефть и газ поставило большинство арктических шельфовых проектов России на грань рентабельности, многочисленные набранные ранее «Роснефтью» морские лицензионные участки по всей акватории морей Северного Ледовитого океана остались без движения.
Экономическое положение сухопутных и пограничных («суша – море») проектов было существенно лучше, и потому именно они получили приоритетное развитие в этот период, с преимущественной ориентацией на китайский рынок и китайские финансовые институты и корпорации развития, китайские комплектующие и оборудование.
Беспрецедентное развитие получили СПГ-проекты НоваТЭКа, которые стали драйвером всего развития СМП и обусловили быстрое строительство порта Сабетта в Обской губе. Этот порт можно назвать прямым аналогом и наследником витрины советского Заполярья Игарки, возникшей как логистический перекресток, на энергии морского арктического лесоэкспорта из глубинных сибирских районов СССР (см. главу Замятиной). Сабетта – порт-хаб, который связует мировые европейские и азиатские рынки углеводородов и месторождения Ямала. СПГ-проекты НоваТЭКа обеспечили практически весь прирост грузопотока по Северному морскому пути365, как в западном, европейском, направлении (круглогодично), так и в восточном, азиатском, направлении (летом), и повлекли развитие сопряженных транспортных производств, баз снабжения в Архангельске и Мурманске.
Прорыв «Газпромнефти» был связан с завершением «долгостроя» Приразломной на арктическом шельфе в 2016 г., вводом в эксплуатацию Новопортовского месторождения с нефтеналивным терминалом в Обской губе «Ворота Арктики», нескольких других арктических проектов, также ориентированных на использование СМП и морской логистической схемы вывоза углеводородов.
Продвижение «Роснефти» было связано с формированием мегапроекта «Восток ойл» на базе Ванкорского и Пайяхского нефтедобычных кластеров. На примере этого мегапроекта отчетливо видно, как первоначально «Роснефть» ориентировалась на классическую южную «трубную» схему вывоза нефти, но потом, под влиянием передовых практик других арктических корпораций, переориентировала логистику северо-восточной (таймырской) части месторождений проекта на морскую логистику через новый строящийся порт «Бухта Север».
В этот период более целостно и системно оформились институты федеральной арктической политики: указом Президента РФ в 2014 г. был зафиксирован перечень арктических территорий366, в 2015 г. создана Госкомиссия по вопросам развития Арктики367, в 2019 г. принято постановление Правительства РФ о передаче функций арктической политики Минвостокразвития России368; в 2020–2021 гг. приняты три новых целеполагающих документа369 и система мер в поддержку инвесторов в Арктической зоне РФ.
Именно в эти годы произошел рывок в росте объектов грузооборота по трассе СМП в разы, а львиную долю в его структуре стали играть СПГ и углеводороды. Можно сказать, что превращение СМП в опорную инфраструктуру новой российской Арктики состоялось.
Пятый этап начался в 2022 г. с радикального ужесточения антироссийских санкций западных стран, которые приобрели тотальный характер и неизбежно скажутся на всех арктических ресурсных проектах либо через прекращение поставок необходимого оборудования, либо в виде затруднений со сбытом конечной продукции. Они неизбежно затормозят необходимую технологическую трансформацию российской Арктики и СМП, однако их конкретное влияние нам еще предстоит увидеть.
Пространственное распространение нового уклада как результат взаимодействия институтов и технологий
Необходимо более подробно разобрать, как новый технологический уклад Арктики, опирающийся на морскую логистику, зарождался и распространялся в пространстве в последние десятилетия с начала радикальных экономических реформ в России. Огромную неожиданную роль в этом процессе пространственной диффузии инноваций сыграл Ненецкий автономный округ, в котором в 1990‐е гг. началось пионерное нефтепромышленное освоение. Здесь соединились два уникальных обстоятельства: новизна и радикальность рыночных экономических реформ, к которым Россия приступила в это время (это федеральный уровень), и пионерность масштабного хозяйственного освоения НАО, впервые начатого в этой традиционно агропромысловой территории (региональный уровень).
Подчеркнем, что подлинное новаторское экспериментирование с институциональными формами освоения нефтегазовых месторождений, которое выразилось в использовании нового режима СРП на Харьягинском объекте, приходе иностранных инвесторов в добычные СП (например, «Компания Полярное сияние»), образовании местной Ненецкой нефтяной компании, десятка других средних и малых производственных бизнесов («Северная нефть», «Архангельскгеолдобыча» – совместно с CONOCO, «НК КомиТЭК» и др.), создании первого в мире лукойловского ледостойкого морского терминала «Варандей» и в целом – новых схем морской логистики, было на старте рыночных реформ именно здесь (Замятина, Пилясов, 2019), а не в более богатом углеводородами соседнем ЯНАО, в котором газопромышленное освоение шло с 1970‐х гг. И это абсолютно закономерно: революционное новаторство проще начинать с чистого листа гринфилд-проектов, на абсолютно новом для хозяйственной деятельности полигоне, чем путем перелицовки и модернизации уже существующих объектов добычной деятельности. В НАО в 1990‐е гг. была спонтанно создана среда колоссального организационного разнообразия и смелых индивидуальных экспериментов каждой компании. Конечно, это не была среда калифорнийской Кремниевой долины, но зараженность всех основных добычных акторов инновационным поиском новых решений в области добычи и логистики в этой новой нефтегазоносной провинции была сходной!
Зерна нового технологического уклада для всей
