Местные дамы засыпали Лисицу и Честера подарками в дорогу: бархатными мешочками с лавандой, табаком, вышитыми платками, - только София фон Виссен осталась в стороне от этого рога изобилия; она не попрощалась ни с Роксаной, ни с Уивером, а с Йоханом обменялась лишь парой слов. Она изменилась, исчезла ее легкомысленная болтливость, словно теперь баронесса тщательно высматривала нечто внутри себя, но никак не могла разглядеть, однако Лисица видел, что София, единственная из всего света, осталась верна прежним чувствам и дружбе.
Ночью прошел сильный дождь, дорогу местами подмыло, потому карета еле-еле плелась, и Йохан то и дело возвращал коня назад, чтобы перекинуться парой слов с Роксаной и князем Вяземским, которые предпочли верховому путешествию – удобство. Андрей Павлович держался со скромным достоинством, лишь изредка упоминая, как тяжело ему пришлось в застенке и клял людей, готовых поверить в любую клевету и чушь. Йохан заплатил за него залог из разбойничьих денег, который позволил князю беспрепятственно выехать из города, и Вяземский, кем бы он ни был, всячески старался ему угодить. После выхода из застенка Андрея Павловича свалила жестокая лихорадка, и Честер добровольно вызвался быть ему сиделкой, пока Лисица устраивал дела маленького османа – отдал ему оставшиеся деньги, договорился с господином фон Бокком, чтобы тот присмотрел за ним и помог наладить хозяйство. Диджле долго не соглашался на разговор с католическим священником, но все же сломался после того, как Роксана передала ему слова его возлюбленной, что та готова его ждать сколько угодно, и спешно покрестился в местной церкви под именем Франциска. Фамилию ему дали в честь его происхождения; так и вышло, что в приходской книге появился новый прихожанин – Франц по фамилии Турок. Вопреки всем обычаям через несколько дней была сыграна скромная свадьба, где молодожены стеснялись и гостей, и друг друга, но все же счастье и довольство сияло на их лицах, когда они держались за руки, сидя за старым столом в своем новом маленьком доме. Диджле и его жена не поленились встать посреди ночи, чтобы проводить названного брата и благодетеля, и маленький осман пообещал, что Йохану всегда будет приготовлено почетное место за его скромным столом. Он уважительно обращался и к Роксане и желал счастья на свадьбе, низко кланяясь, а в подарок поднес Лисице свой кинжал, сказав, что в дороге пригодится любое оружие против лихих людей. Спорить Йохан не стал и с благодарностью принял подарок – новых разбойников стоило ждать с наступлением весны, тем более, что прошел слух, будто в эти края императрица намеревается этапировать каторжников. Так или иначе, но они с Уивером были хорошо вооружены и надеялись дать отпор любым негодяям, отказавшись от предложения лейтенанта Мароци выделить им солдат в провожатые.
Перед отъездом Лисица навестил могилу Анны-Марии; надгробный камень с вырезанным крестом уже продавил землю, и на серой, тесаной верхушке лежал веночек из первых полевых цветов. Его уже растрепал ветер, и лепестки осыпались желтой трухой на черную землю, где не росла трава – ничто здесь не напоминало о доброй дочери торговца тканями, кроме имени, словно и память о ней была так же непрочна, как весенний цветок. Йохан хотел попросить у нее прощения, но слова на язык не шли – потому он опустился на колени и дотронулся пальцами до ее имени: «Анна-Мария». Ниже шли ее годы жизни, а потом - цитата из Послания к Коринфянам, которую наверняка распорядился высечь истово верующий господин Дом: «Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг…; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными». Сердце у Йохана сжалось, и прежде чем горечь потери вновь поглотила его, белая бабочка поднялась из травы и неожиданно присела ему на палец, замерев на мгновение – словно прощение, словно благословение от Анны-Марии.
Когда солнце достигло зенита, немногословный кучер предложил остановиться в следующем влашском селе, чтобы пообедать, отдохнуть и накормить лошадей, и в ленивой, звенящей полуденной тишине путешественники остановились у корчмы, под навесом которой чинил кожаные постолы бородатый, смуглый старик. Он низко поклонился всадникам, сняв высокую шапку с белых космочек, и принял лошадей у Йохана и Честера, опасливо зыркая на приезжих. У кадки с водой мальчишка поил одного из коней, принадлежащих гарнизону Фугрештмаркта, и Йохан ничуть не удивился, когда в полутьме корчмы увидел Яноша Мароци, грузно развалившегося за столом в компании трех солдат; глаза у него были прикрыты, как у смертельно уставшего человека. Он оживился, когда увидел Роксану, выпрямился, поднялся и коротко приказал одному из солдат нести на стол все самое лучшее, что только может найтись в занюханной влашской харчевне. Красный, как медный таз, хозяин растерянно захлопотал вокруг важных гостей, не зная, куда их усадить достойно чину, и баронесса разрешила его сомнения – просто, точно в салоне господина фон Бокка, присев на лавку, не гнушаясь запачкать платье.
- Удивительная встреча, - заметил Лисица, когда с приветствиями было покончено, и хозяйка подала на стол скромную трапезу из прошлогодних слив, каши и лепешек. – Мы словно обречены встречаться с вами на здешних дорогах, лейтенант.
- Капитан с завтрашнего дня, - поправил Мароци, но радости в его голосе не было. – Я получил патент от его императорского величества.
- Гляжу, вы будто этому не рады, милый лейтенант? – спросила Роксана. Андрей Павлович и Уивер наперебой ухаживали за ней, но она будто не замечала их стараний.
- Я слишком долго этого ждал, - отрезал Мароци, но тут же опомнился, извинился и приказал солдатам забрать вино и убираться. – А пока ждал, - продолжил он, когда те ушли, - забыл, как держаться с важными персонами. С последним доходягой мне легче столковаться, чем с господином казначеем. Капитан фон Рейне избавлял меня от таких переговоров, а теперь я будто вышел на открытую равнину, и в ро… В лицо мне бьет ледяной ветер.
- Да вы поэт, - насмешливо сказал Уивер; он нарочито изысканно ковырял кашу, будто принц в изгнании. Мароци нехорошо взглянул на него и замолчал.
- Что вас привело сюда? – поинтересовался Йохан. – На вашем месте я бы праздновал назначение.
- Успеется, - неохотно отозвался
