что между ними существует довольно четкая взаимосвязь.
Начало шестидесятых — время первых целинных урожаев. Но целина была придумана не хрущевскими советниками, и освоение ее началось не в конце пятидесятых. Целину начали осваивать в конце прошлого и особенно активно в начале нынешнего века. И был накоплен гигантский опыт, который, кстати, позабыли и Хрущев, и его советники, и это обернулось потом настоящей экологической катастрофой… Роман «На задворках великой империи» как раз и рассказывал о настоящих первоцелинниках.
Нетрудно провести параллели между безвременьем и интригами семидесятых годов и временем бироновщины, изображенном в романе Пикуля «Слово и дело». И совсем уже навеянным кремлевским развратом конца семидесятых годов выглядит роман «Нечистая сила». И разве случайно так ополчилась на него вся придворная камарилья?
В 1991 году газета «Русский вестник» напечатала мой очерк «Русская доля Валентина Пикуля». Через несколько недель после публикации я получил пакет от москвича Константина Ивановича Гвоздева.
«Дорогой Николай Михайлович! — писал К. И. Гвоздев. — Посылаю свое письмо-отзыв на пасквилянтские поползновения на В. С. Пикуля и его творчество, так и не увидевшее света, хотя побывало оно и в «Советской России» и в «Нашем современнике»… С глубоким уважением и признательностью Вам за статью «Русская доля».
Кроме письма-отзыва самого К. И. Гвоздева в пакета была копия письма, адресованного Валентином Саввичем самому Гвоздеву. Поскольку оно нигде не воспроизводилось, привожу его практически без купюр. Письмо это достаточно точно характеризует состояние Валентина Саввича Пикуля после публикации романа в «Нашем современнике».
«Дорогой Константин Иванович!
Никто меня в правление СП не вызывал, никто не сообщал о решении, — Михалков и его присные в своем амплуа. Нагадить и оболгать — вот главная задача придворной камарильи…
В отношении критики. Я смолоду взял за правило себе: никогда не отвечать на помои. Л Г во главе с сионистом Чаковским трижды публиковала обо мне, и все три раза — пасквили. Так что Вы сами понимаете — ко мне подбираются давно. Обращаться же к Маркову глупо по той простой причине, что этот человек дышит слепою и яростной ненавистью против меня. Вы советуете слишком наивно, чтобы я писал в газеты опровержение. Но, помилуйте, какая из наших газет осмелится это сделать? Все они давно запроданы… Если бы было иначе, они бы не выступили и против меня — это ясно как божий день.
Круг замкнулся! Русский писатель не хозяин в русской стране. Он не хозяин и в русской литературе.
Нет у меня уверенности и в том, что журнал НС напечатает моего «Фаворита». А уж Лениздат, конечно, откажет, ибо во главе Лениздата сейчас стоит Сухотин, который уже говорил кое-кому, что Пикуля ноги у него не будет. Да и как он может ослушаться приказа Даниила Гранина? Этот человек решает в Ленинграде все литературные вопросы.
Такова обстановка!
Надо смотреть правде в глаза: она безвыходна!
Будем надеяться, что наверху опомнятся и поймут, куда идет страна, в которой весь идеологический фронт отдан на откуп мировому еврейству, не знающему пощады ко всем, кто не рожден был евреем. Извечная формула: «измордуем и оплюем»! — вот главный тезис, которого они и придерживаются.
Выехать в Москву? Но об этом и речи быть не может, ибо жена моя больна и неподъемна. Что мне делать в этой Москве? Выслушивать оскорбления? Терпеть унижения?
Такова суть дела.
Журнал Вам высылаю заказной бандеролью, а не ценной. Не потому, что я жалею пятаков, а по той причине, что на Центр. Почтамт мне не выбраться — я не могу ходить.
С уважением Вал. Пикуль.
Обнимаю Вас! Большое Вам спасибо за поддержку.
Писано на третий день после нашего разговора по телефону».
Травля, развернутая против Пикуля после выхода изуродованной цензурой «Нечистой силы», совпала с личной трагедией писателя. Умерла Вероника Феликсовна… Потерю ее Пикуль переживал очень тяжело. Ему перевалило на шестой десяток, и в таком возрасте подобные потери зачастую оборачиваются непоправимой бедой… Пикуль прошел и сквозь это испытание. Хотя и «не хватало дыхания, чтобы жить», все отчаяние и боль утраты выплеснулись на страницы романа «Три возраста Оки-ни-сан», обозначенного в подзаголовке автором сентиментальным романом…
8
Оправиться после потери Вероники Феликсовны Валентину Саввичу Пикулю помогла Антонина Ильинична. Верной помощницей, настоящим другом вошла она в его жизнь, и Валентин Саввич не расставался с нею до своего смертного часа.
Кроме личной драмы — а потерю Вероники Пикуль переживал очень сильно, — возникли и бытовые неурядицы, начался спор с другими родственниками из-за библиотеки, которую в основном собрал сам Пикуль, но которая тоже почему-то попала в наследуемое имущество…
С этими напастями помогла справиться Пикулю Антонина Ильинична, но чем она могла помочь Пикулю в той неслыханной травле, что развернулась после публикации романа «У последней черты» («Нечистая сила»)?
По указке сверху на правлении Союза писателей РСФСР был рассмотрен вопрос о публикации в журнале «Наш современник» романа «У последней черты». Как было сказано в постановлении: «признана ошибочной публикация этого романа, страдающего существенными идейно-художественными изъянами и недостатками». Однако этим постановлением дело не ограничилось. Травля писателя велась по всем правилам, освоенным нашими будущими «демократами». В журналах печатались грубые, разносные статейки, появились даже лекторы-историки, которые разъезжали по стране с чтением разоблачительных лекций о Пикуле, сам Пикуль пачками получал анонимные письма, авторы которых интересовались: «Правда ли, Вы можете полноценно работать, только выпив бутылку водки?», «Откуда у вас такая библиотека и собрание исторических материалов? Говорят, Вы обменяли все это на продукты во время блокады?».
Спастись от этого можно было только в работе. В эти годы Пикуль окончательно замыкается в своей квартире. Именно тогда для него окончательно перестали существовать выходные и праздники, именно тогда начало размываться в его квартире время. Пикуль пишет, не давая себе передохнуть, роман за романом. Работа укрывала его от огня противника, работа становилась его ответом, обращающим в прах все возводимые на него нелепицы.
Пикуль поступил мужественно и достойно, как и положено русскому писателю, но, повторяю, один Бог знает, какой ценой далось ему это решение…
Конечно, этот разгул бесовщины, начавшийся после публикации романа «У последней черты», если и воздействовал на кого, то прежде всего на нашу запуганную интеллигенцию. По-прежнему книги Пикуля расходились, минуя книжные прилавки, по-прежнему они занимали самые первые места в книгообменах… И сложилась в результате просто парадоксальная ситуация. Журналам, которым для тиража, для подписки
