— Она наделит тебя силой. Силой, достаточной чтобы уничтожить всех неприкаянных, чтобы уничтожить Геклена.
— Что ждет меня после?
— Смерть, — князь по-прежнему смотрел на воду.
— Какая это сила?
— Та, что уже есть в тебе — тьма.
— Я согласен, — что мне терять? Эта война забрала у меня все, оставив пустой родовой замок и воспоминания. Я хотел мести, я жаждал мести, так отчаянно и горько. И если для того, чтобы увидеть, как падут Геклены и их свора неприкаянных, надо умереть, я готов.
Когда видишь смерть так часто, перестаешь испытывать перед ней трепет, перестаешь ее замечать, перестаешь бояться.
— Не торопись, Кристоф, подумай. Ты станешь Зверем. Чудовищем.
— Плевать.
— Потеряешь разум.
— А разве уже не потерял? — фыркнул я. — Карам, мы с вами на этой войне так долго, что еще чуть-чуть, и я забуду, что такое жить без постоянных сражений. Меня уже не трогают крики, собственные мертвые солдаты, сгоревшие деревни.
— Врешь, — покачал головой Карам. — Ты врешь, генерал.
— Какое это имеет значение, мой князь? Я согласен.
Я сижу на земле возле ворот собственного родового замка, руки все еще подрагивают от напряжения, они все еще укрыты тьмой, все еще струится по ним чужая кровь, пачкая умирающего Карама, на языке вкус старых медных монет, в голове шум, а вокруг трупы и смерть. Очень много трупов. Оторванные части тел, и земля, пропитанная кровью, и слышны хрипы и стоны. Кто-то еще жив, еще…
И я этому причина. Это моя вина.
Моя.
— Почему я еще жив?
— Не знаю, — тонкая струйка крови стекает изо рта князя, он напуган и дрожит.
— Ты сказал, что я умру! — я наступаю на него, на последнего, кто еще дышит. Во мне все еще бурлит ярость, смешиваясь с отчаяньем и чувством вины. Я уничтожил Далиса, его вампиров, но вместе с ними умерли и те, кто окружал меня, я не смог взять под контроль силу. Она сожрала меня, поглотила, смяла. И я убил их всех.
Всех.
— Нам надо объединить сердца, — хрипит вампир. — Мы все еще в ответе за живых и за них, — он обводит рукой поле, продолжая пятиться от меня.
— Не понимаю, — я рычу, скалюсь, сжимаю кулаки, а от меня во все стороны бьет кривыми плетьми тьма, и снова ярость вспыхивает внутри.
Ломать, убивать, рвать!
Трясет тело, двоится в глазах, и огонь разливается по венам.
Воздух вокруг дрожит от силы.
— Успокойся, вампир, — женский голос приводит в чувство. Насмешливый женский голос. Проясняется зрение. В трех шагах от меня стоит незнакомка, в легком черном платье, с кроваво-рубиновыми глазами и кожей белой, как снег.
— Кто ты?
— Не узнал свою богиню, вампир? — снова насмешка в голосе, а мне хочется порвать ее на куски, и падает на колени перед ней Карам.
— Зачем…
— Ты должен был умереть! — зло бросает «великая», губы не шевелятся, но слова слышны так отчетливо, будто она рядом. — Но не умер, — Астрата обходит меня по кругу, склоняя белокурую голову то в одну, то в другую сторону. — Сил у тебя оказалось больше, чем я предполагала. Интересный поворот…
Что-то рвется внутри, какая-то нить, и я бросаюсь на богиню, желая уничтожить, вырвать гнилое сердце, сорвать свою злость. Вдох, и удар о землю выбивает из меня воздух, и разносится над поляной ее звонкий смех. Я рычу и кричу в бессильной ярости, ору в безмятежное небо.
— Ну что же ты, вампир? — качает она головой, смотря сверху вниз. — Тебе еще предстоит работа, тебе надо убить Карама, мне нужна моя жертва.
— Тебе мало крови? — хриплю я.
— Мне не нужна кровь, глупый. Мне нужна жертва. Ей должен был стать ты. Тьма должна была уничтожить тебя, но ты все еще на ногах, — скорбно всплеснув руками, богиня развернулась к Караму. Князь побледнел, схватился за горло.
— Нет, — прошептал он. — Ты же обещала, что…
— Я помню, что обещала. Что сделаю твой дом сильнее, что помогу уничтожить Далиса. Вампир мертв, и твоему дому скоро не будет равных, вот только не благодаря тебе. Этот мальчик мне интересен больше, чем ты. Мне нравится то, что в итоге вышло. Только жертва мне все-таки нужна, и их сердца, — она обернулась ко мне. — А тебе, будущий князь, надо где-то запереть жажду, боль, страдания, или эта земля навечно останется проклятой, и только неприкаянные будут рождаться здесь.
Астрата говорила и говорила, заставляя меня слушать, заставляя смотреть, заставляя понять. Объясняя. И чем больше я слушал, тем больше терял разум. Тем больше трясло Карама.
Когда она ушла, я поднялся на ноги и пошел собирать сердца, утопая в крови и ничего не чувствуя.
Последним я вырвал сердце своего князя.
Я лежала на спине и пялилась в потолок. В голове звенело. Звенело от мыслей, чужих воспоминаний и чувств. Особенно чувств.
Кристоф ненавидел Астрату, Кристоф ненавидел Карама, Кристоф ненавидел ту войну, но сильнее всего он ненавидел себя. И презирал. И чего в нем больше, я судить не могла.
И эта его любовь к Малее… Странная и непонятная для меня. Она родилась из боли, из крови, из ненависти и горечи. Князь выстрадал и выжег ее клеймом в собственном сердце, заставил себя полюбить, принудил. Эта любовь родилась, восстала, как феникс, из желания искупить вину. Вину, которую он сам себе придумал, вину, которой не было.
Эта любовь не несла с собой ничего. Ни радости, ни тем более счастья, она не делала его лучше, она не давала даже капли удовольствия, лишь мучения. Она разрушала и уничтожала его, выедала его душу, заставляла его думать, верить, что он Зверь. Она тянула из него силы.
Князь…
Почему так сложно с тобой?
Я гоняла эти мысли по кругу снова, снова и снова, на протяжении всего того времени, что пришлось провести в постели. Прошло уже два дня, и я в принципе чувствовала себя довольно неплохо, разве что спала больше обычного. Но Кристоф настаивал на том, чтобы я оставалась в кровати. А спорить с ним… Все равно что спорить с сумасшедшим богом.
Звук открывшейся двери заставил повернуть голову. На пороге застыла Рина. Рина!?
— Что ты здесь делаешь? — я приподнялась на локтях.
— О тебе забочусь, — нервно тряхнув головой, ответила девушка. Она поставила поднос на стол, подошла к кровати и повисла у меня на шее, пряча слезы. — Ты не представляешь, как я испугалась, — шептала вампирша куда-то мне в плечо.
— Прости, я знаю, что подставила тебя, я не…
— Дура! — отстранилась Ри, раздраженно сверкая голубыми глазами. — Причем тут это? Я за тебя испугалась! Столько крови было, и ты вся бледная, губы синие, едва дышишь и кричишь постоянно!
— Ри, — я неловко обняла вампиршу, пытаясь успокоить, но, кажется, сделала только хуже.
