Воспользовавшись тем, что 5 августа 1953 года открывалась пятая сессия Верховного Совета СССР, Богданов как депутат Совета Союза выехал в Москву, высвободившись тем самым из-под жёсткой персональной опеки Андрианова. В столице, в условиях, когда все обвинения, собранные в кучу Ленинградским обкомом, были официально предъявлены бериевцу и врагу народа курировавшим этот вопрос отделом ЦК, член КПСС с 1929 года, начальник УМВД ЛО Богданов написал письмо секретарю ЦК КПСС Хрущёву, в котором изложил свою позицию, указав, что «значительная часть фактов представлена в искаженном виде и не соответствует действительности». Дав по 10 инкриминировавшимся ему обвинениям необходимые объяснения, Богданов изложил действительные, по его мнению, причины, «которые дали толчок ко всей этой кампании против меня». Первый секретарь обкома Андрианов с момента появления нового начальника УМВД ЛО высказал к нему негативное отношение и добивался его замены. Андрианов преднамеренно ограничил деятельность Богданова, запретив ему общаться по служебным вопросам с кем бы то ни было из секретарей обкома и горкома, кроме него самого. Первому секретарю не нравилось, что начальник управления открыто говорил о вине обкома партии в необоснованной замене всего оперативного состава управления и райотделов после «ленинградского дела». Несмотря на то что за время всей 25-летней службы Богданов никогда не подвергался никаким взысканиям как по партийной, так и по административной линии, «только в городе Ленинграде в течение трёх месяцев 1953 года оказался вдруг негодным работником в оценке секретаря Обкома КПСС т. Андрианова».
В связи с тем, что созданы «невозможные условия для работы», Богданов просил ЦК КПСС «поручить разобраться в этом деле и, если возможно, урегулировать взаимоотношения» [А.9].
Кроме того, Богданов написал ещё одно заявление секретарю ЦК КПСС Хрущёву с просьбой принять его по личному вопросу.
Разобравшись в обстановке, Хрущёв решил помочь в разрешении возникшей проблемы, так как надо было приструнить не в меру разошедшегося Андрианова, являвшегося партийным исполнителем «ленинградского дела».
В августе 1953 года Никита Сергеевич сам приехал в Ленинград и провёл заседание пленума обкома и горкома партии. Под дудку главного партийного руководителя все обвинения с начальника управления Богданова мгновенно сняли, и он был «полностью реабилитирован». Более того, на этом же пленуме отмытого начальника тут же избрали членом бюро Ленинградского обкома КПСС [А. 12]. Никакого официального сообщения в прессе об этом не появилось.
Теперь обстановка в корне изменилась: моему отцу представилась возможность свободно вздохнуть и начать нормально работать. Однако отныне все те, кто только что поносил его с трибуны партийных пленумов и собраний, стали заискивающе заглядывать в глаза и вилять хвостом. Общая атмосфера стала гадкая и противная. Вот почему отец заявил: «Я в Ленинграде не останусь». Наш переезд из Москвы в северную столицу приостановился.
Не в характере моего отца было мстить тем, кто оказался к нему несправедлив и обливал помоями. Но и работать с такими людьми изо дня в день, заниматься их воспитанием, зная, что в любой момент они могут подставить ножку, особого энтузиазма не чувствовал. Приходилось, скрепя сердце, продолжать трудиться, терпеть и ждать оказии.
Письмо секретарю ЦК КПСС Н.С. Хрущёву от начальника УМВД по ЛО Н.Л. Богданова с просьбой разобраться и «урегулировать взаимоотношения» с первым секретарём обкома В.М. Адриановым. 1953 год
Глава 35. Москва — Ленинград — МоскваПереезд нашей семьи на брега Невы застопорился, поскольку Богданов по предыдущим «ленинградским делам» прекрасно представлял себе, что, как только разделаются с ним, тут же вышлют из города и всех нас, домочадцев — пощады не будет.
По этой причине в конце лета меня отправили в Москву, чтобы я продолжил учёбу в девятом классе всё той же 135-й мужской средней школы. Когда я приехал домой на улицу Белинского, то обнаружил, что стараниями мамы и других добровольных помощников домашние вещи наши были упакованы и горой лежали в холле. Крупная мебель ещё не была разобрана, но зияла своей внутренней пустотой.
Теперь мы с мамой жили в Москве, а папа с сыном Владимиром — в Ленинграде. Мой брат как рядовой слушатель академии находился на казарменном положении и домой приходил только в увольнение по выходным дням. Хозяйством в доме фактически одинокого отца стала заведовать наша добрая няня Шура. Она была замужем, работала, но находила время, чтобы обеспечить всем необходимым глубоко уважаемого ею Николая Кузьмича и любимого Вовусю. Много помогали отцу и старались скрасить его одиночество сестра Екатерина Кузьминична с мужем Дмитрием Павловичем и другие ленинградские родственники. Отныне на все мои школьные каникулы мы с мамой катили в Ленинград, чтобы хоть как-то создать семейную обстановку для нашего папули.
А как запомнилось современникам то жаркое ленинградское лето 1953 года (температура воздуха была +20–25 °C, случались кратковременные дожди и грозы), кипевшее непомерными политическим страстями? Оставила ли след где-нибудь та драматическая борьба моего отца с партийными силами, в которой он временно победил? В книге «Питерские прокураторы» автор замечает, что «в очерках о начальниках управления приводились воспоминания сотрудников и о Богданове», который руководил данным ведомством меньше других, всего-навсего год. На основании этих материалов даётся следующая характеристика: «Он мало чем отличался от других таких же руководителей: выдающихся личных или деловых качеств он не имел, являлся непримечательной личностью» [Л.4, Л.5]. Один из уважаемых ветеранов, интервьюировавшихся Бережковым, хорошо запомнил Богданова «благодаря ряду случайностей». «Он (Богданов. — Ю.Б.) работал в Ленинградском управлении (в области) ещё в 1937–1939 годах. Сотрудники тогда и сейчас относились к нему с большим уважением, он вызывал симпатию простотой и открытостью. К нему ходили запросто, и он всех выслушивал и помогал».
Вот это подмечено совершенно правильно: отец помог очень многим людям где советом, а где делом.
Но продолжим цитату: «Мне запомнился такой эпизод. Примерно в середине лета 1953 года в Ленинград приезжал Хрущёв и проводил совещание в Таврическом дворце с партийным активом города. Не касаясь сути этого совещания, скажу о выступлениях нескольких из его участников. Они называли Богданова “бериевцем”, и ему, мол, не место в чекистской среде. Хрущёв эмоционально отчитал выступавших, заявив, что Богданова направила партия в Ленинград и она ему доверяет» [Л.4].
После отъезда Хрущёва противостояние между Андриановым и Богдановым продолжалось, хотя неоспоримый перевес был теперь на стороне последнего. В сентябре 1953 года на очередном объединённом пленуме Ленинградского обкома и горкома Андрианов был снят с должности первого секретаря, причём в отличие от многих других руководителей он был убран по инициативе снизу, а не по указанию сверху. Первым секретарём Ленинградского обкома и горкома был избран Ф.Р. Козлов.
