Вернон также вспомнил, как взирал на поля плантации, измученные особенно безжалостной засухой. Накануне ночью прошел дождь, напоив сухую землю, наполнив канавки между рядами хлопчатника живительной влагой, которая достигнет его корней. Вернону казалось, что он чувствует, как растения утоляют свою жажду. Примерно то же мужчина ощущал и в этот миг.
Но он последует совету Жаклин. Познать женщину возможно лишь… познавая ее. Он не повторит ошибки своего отца. Их губы разъединились. Тело девушки крепко прижималось к его телу.
Вернон взглянул в ее глаза и произнес слова, которые, как он надеялся, будет произносить каждую ночь до конца своей жизни:
— Увидимся утром.
— Я буду ждать.
На следующее утро, когда Дарла махала рукой удаляющемуся на извозчике Вернону, к ней сзади подошел отец.
— Когда ты скажешь ему, что знаешь, кто он на самом деле? — спросил папа.
— Когда он мне скажет, — ответила Дарла. — Думаю, это случится скоро.
Еще в поезде девушке показалось, что она прежде уже где-то видела своего попутчика: густые, черные словно уголь волосы, пронзительные зеленые глаза, подбородок с ямочкой… Мужественная красота нового знакомого была довольно запоминающейся. У Дарлы сразу же возникла уверенность в том, что фотографию этого человека она видела в статье, которая побывала на ее редакторском столе. Ее издательство, кроме прочего, сотрудничало с редакциями нескольких газет. Дарла намеренно ничего не сказала об этом, когда рассказывала о своей работе Вернону. После встречи в поезде девушка расспросила своего босса о Верноне Толивере. Тому прекрасно была известна эта фамилия. Толиверы происходили из «старых техасцев». Семья была с деньгами и обладала влиянием в своем уголке штата. После этого босс дал Дарле ссылку на статьи в старых газетах, относящиеся к истории Толиверов, начиная от времен провозглашения республики и до сегодняшнего дня. К концу недели, после второго свидания с Верноном Толивером, девушка была неплохо осведомлена об истории хлопковых плантаторов Толиверов из Хоубаткера, штат Техас.
Дарлу вовсе не обидел тот факт, что Вернон скрывает от нее свое богатство и заметное социальное положение. Она сочла скрытность мужчины весьма разумной. Со своей мужской точки зрения Вернон не смог бы ее понять, но ему не стоило волноваться. Дарла не охотилась за его деньгами. Ей хотелось стать его женой и заботиться о нем до конца его дней. Она нужна Вернону. Девушка собиралась наполнить его собой до дна. У нее будет много детей, мальчиков, как надеялась Дарла. Она не думала, что создана для того, чтобы рожать девочек. Они слишком лицемерны. Дарла предвидела, что не захочет делить любовь мужа с другой женщиной, пусть даже с их общей дочерью. Когда Вернон убедится в том, что она его искренне любит, он откроется. А пока девушка решила довериться времени, природе и собственным инстинктам.
Глава 92
Декабрь 1893 года
«Это был год колокольного перезвона. Три колокола водрузили на звонницу Первой методистской церкви Хоубаткера. Церковь считала их своей собственностью, но на самом деле они принадлежали всему городу. Посредством колокольного звона жителям сообщали, который сейчас час, предупреждали о пожаре, наводнении и преступлении. Грабителей банка поймали благодаря тому, что банковскому служащему удалось ускользнуть во время ограбления и ударить в набат. Люди, и среди них шериф, выскочили на улицу. Грабители попали прямо в руки помощников шерифа.
Весной колокола возвестили о заключении трех браков. Женились три представителя третьего поколения основателей Хоубаткера: Джереми Третий обвенчался в апреле, Абель — в мае, а Вернон — в июне. Я бы ограничилась одним платьем для всех трех торжеств, но Типпи прислала мне по одному на каждую свадьбу.
«Я хочу увидеть твои фотографии в новых платьях, — писала Типпи в письме, которое вложила в посылку, запакованную в ее просторном офисе на Бродвее. — Зная тебя, могу предположить, что ты захочешь вытащить из гардероба одно из твоих старых платьев и протаскать его все три раза. Но нет, ты должна принарядиться так, чтобы мальчики тобой гордились».
Как будто кто-нибудь заметит, как выглядит изможденная годами бабуля со стороны женихов. Впрочем, мне очень польстило то обстоятельство, что Абель и Джереми Третий попросили меня сидеть во время церемонии рядом с членами их семей, поскольку я последняя из «матерей-основательниц». Да, Бесс Дюмон скончалась. Именно я обнаружила ее тело в саду, когда пришла к ней на кофе. По вторникам она, Джереми и я имели обыкновение встречаться на заднем дворике у одной из нас. Эта привычка выработалась у нас после того, как мы вернулись из кругосветного морского круиза. В то утро я прибыла немного раньше назначенного времени, и прислуга сказала мне, что Бесс срезает цветы. Она хочет поставить их в вазе на стол. Маленький штришок, который будто бы делал французскую сдобу, так любимую Джереми, еще вкуснее. Я нашла любимую подругу лежащей на земле. Рядом валялась корзина с пионами и львиным зевом. Она лежала с широко открытыми глазами. Голова была повернута чуть в сторону, словно Бесс вдруг захотелось приложить свое ухо к земле и прислушаться. На ее плече, неистово махая крылышками, сидела бабочка. Этим она как бы выражала свою скорбь по благодетельнице, разбившей вокруг дома такой чудесный сад.
И вот, похоронный звон раздался над могилой Бесс Дюмон.
Прошло совсем немного времени, и Арману пришлось ехать за телом своего брата Филиппа, погибшего в перестрелке с членами знаменитой Дикой банды, главарем которой был человек по имени Билл Дулин. Филипп до самой своей смерти служил в «Детективном агентстве Пинкертона». Его послали в Оклахому помогать местным правоохранительным органам ловить банду, держащую в страхе всю округу. Вот слова Армана, произнесенные им у гроба Филиппа: «Я рад, что ангелы забрали маму прежде, чем ей пришлось хоронить сына. Она всегда боялась, что он умрет от пули из пистолета, подобного тому, с которым никогда не расставался при жизни».
В этом же году смерть прибрала мою старинную недоброжелательницу Стефани Дэвис. Уже много лет прошло с тех пор, как в мир иной отправился Лоример. Стефани говорила, что он умер из-за «разбитого сердца, не снеся мысли, что его землю купил какой-то саквояжник». Все члены каравана, выехавшего когда-то из Виллоу-Гроув, кто дожил до этого дня, согласились с ее утверждением. Стефани умерла в доме для престарелых, созданном для вдов, оставшихся после гражданской войны без средств к существованию. Заведовали домом для престарелых сестры милосердия. Я добровольно вызвалась раз в неделю помогать там. Долгое время я оставалась для Стефани живым напоминанием обо всем том, чего она лишилась в жизни. При виде меня она всякий раз отворачивалась. Но со временем ее злость ушла, когда Стефани осознала, что я являюсь одной из немногих, кто помнит ее сына Джейка и «времена до этого». Мы часами вспоминали Джейка, Джошуа, время, проведенное вместе в Новом Орлеане, и первые годы упорного труда в Техасе.
Стефани оставила после себя бесценный дар воспоминаний, которые без ее помощи никогда бы, скорее всего, не ожили в моей памяти. Вследствие моих бесед с ней я загорелась желанием привести в порядок материал для написания истории семейств-основателей Хоубаткера. Мне уже семьдесят шесть лет. Ждать далее я позволить себе не могу. Я надеялась использовать материалы, собранные ранее Присциллой, но, к моему удивлению, не говоря уже об удивлении Томаса, после развода она забрала с собой все бумаги. Сын предположил, что его бывшая жена вознамерилась ритуально сжечь все собранные ею сведения.
