привезти смолу каннабиса в тридцати пяти коробках фруктового сока, и этот груз должен был принять Олпорт и доставить на виллу Бризблок в Бэк-Эндерби. Двенадцать килограммов марихуаны привезут из Бейрута, а сорок килограммов героина — из Дамаска. И так, страница за страницей, продолжался полный план операции «Сад хмеля». Час ноль был через десять дней.
Я свистнул, закричал и шлепнул себя по бедру. И это был еще не конец. На другой паре листов были подробности о фальшивых инвестиционных компаниях, призванных выманивать деньги с континента, а также от граждан Ближнего Востока, у которых было так много ликвидности, что они едва знали, что с ней делать. Существовали схемы по созданию фальшивых страховых компаний, а также планы по обману подлинных страховых компаний путем подачи ложных заявлений, особенно в Германии и Австрии. Я посмеялся над изобретательностью и восхитился затеей, хотя был полон решимости положить конец всем их планам.
— Хорошие новости?
— Скажем так, — сказал я ему.
— Майкл, где ты? Я имею в виду широту и долготу? – Голос Моггерхэнгера был гладок, как шелк. Я едва узнал это.
— В телефонной будке.
Я почувствовал его смешок. — Это ошибка, если только у тебя под задницей не горит пятьсот десятипенсовых монет. — Он рассмеялся собственной остроте.
Я ждал.
— Майкл?
— Да?
— Я спросил, где ты.
— Я говорил тебе.
— Ты этого не сделал.
— Я думал, что сделал.
— Я не думаю, что ты это сделал.
— Вы имеете в виду, в какой части страны я нахожусь?
Он изобразил очень выразительный вздох облегчения. — Да.
— Я в Кеттеринге.
Затем последовала дорогостоящая пауза:
— Майкл?
— Что?
— Я могу подождать. Пока у тебя есть деньги, которые можно положить в коробку, я могу подождать. Фактически весь день. Я очень терпеливый человек. Ты уже должен это знать.
— Ждать чего?
— Чтобы ты рассказал мне, где ты на самом деле. Но я все равно не люблю ждать. Идея тратить деньги на телефон мне не нравится, даже если это твои деньги.
Я рассмеялся. — На самом деле, это твои.
Я заметил небольшое изменение в его голосе.
— Мне нужен подробный отчет о расходах.
— Я пришлю тебе его. Из Норвегии.
— Майкл?
— Что?
— Я точно знаю, как ты себя чувствуешь. Мир — это ничья устрица, как и лимонный сок. Деньги нужно зарабатывать. У тебя есть мои товары на несколько миллионов фунтов. Ты этого не заслужил. Я имею на них немного больше прав, чем ты. По крайней мере, я сделал что-то, чтобы собрать их в одном месте.
— Возможно, я этого не заслужил. — Я не мог не злорадствовать. — Но я понял.
— Это верно. Но не должен ли я сказать тебе кое-что, Майкл? Я чрезвычайно терпеливый человек, когда имею дело с человеком, который мне нравится, и который позволил себе роскошь совершить против меня правонарушение. Действительно так. Насколько я понимаю, ситуация такова, что в последнее время ты слишком много работал. Мне следовало попридержать тебя на какое-то время после твоей недавней командировки. Вот что я думаю сейчас. Возможно, я был глуп, отдав тебе такую ключевую роль в деле на ферме Бакшот. Но что было, то прошло. Я так и сделал, и бесполезно плакать из-за пролитого молока. Я сделал это, потому что ты один из моих лучших людей, а такие, как ты, не растут на деревьях, хотя иногда и висят на них. Извини за шутку, Майкл. Сегодня утром я хорошо позавтракал. Тебе есть что сказать в свое оправдание?
— Нет, пока ты не скажешь мне еще что-нибудь.
Прошло десятипенсовое молчание.
— Как я уже говорил, я использовал тебя, потому что ты был мне нужен, и я не ожидал, что ты будешь продолжать так вести себя. Я не назову это недостатком моральных качеств, но здесь определенно присутствует элемент стресса. Только лучшие страдают от этого, но после нескольких сеансов с доктором Андерсоном, выдающимся психиатром, и трехнедельного отпуска на пляже в Сен-Тропе со всеми этими топлесс-куклами, играющими в волейбол, они обычно в порядке, как дождь. Атомный дождь, то есть. Понятна моя точка зрения?
Я представлял себе что-то короче этого, злобную ссору, заканчивающуюся словесным фейерверком и взаимным хлопком телефонов.
— Я делаю. Но дело в том, что мне не нравится, что вы берете моих друзей и держите их в заложниках. Такое может случиться и в других странах, но я не думал, что кто-нибудь в Англии опустится до этого.
— Майкл, надеюсь, ты не обвиняешь меня в провокационном, нетрадиционном, непатриотическом поведении?
Мне пришлось быть осторожным. — Что ж, лорд Моггерхэнгер, я ни в чем вас не обвиняю. Я просто описываю ситуацию такой, какая она есть.
— Так-то лучше. Я знал, что мы можем обсудить, не вступая в соревнование относительно того, что на самом деле происходит. Я всегда знал, что ты светский человек, Майкл. Ты мне нравишься. Я горжусь тем, что нанял тебя. Ты проделал работу, от которой другие могли бы отказаться. Полагаю, в обычном мире, который такие люди, как мы, здраво презирают, за такую работу тебя бы посадили в тюрьму на триста лет. К счастью, мы не принадлежим к этому миру. Это не для таких, как мы. Мы — свободнорожденные англичане, которые начали не только с подножия лестницы, но и со дна ямы, в которую лестницу поместили, чтобы она не упала назад. Я не скажу, что это все, что у нас общего, но оно достаточно похоже, чтобы мы могли понять друг друга без лишних хлопот и без этой позорной траты десятипенсовых монет.
— У меня на полу стоит большой холщовый мешок.
Я потряс несколько штук.
— Я верю тебе. Ты всегда был находчивым. Но, Майкл?
— Да.
— Я не знаю, было ли с тобой то же самое, потому что ты еще недостаточно взрослый, чтобы помнить самые худшие времена. Но когда я был мальчиком, я довольно часто ходил в Бедфорд из нашей деревни, восемь миль туда и восемь миль назад, в дождь или мороз, чтобы попытаться заработать пару медяков и отвезти их домой своей семье. Не смейся. Есть только одна причина, из-за которой моя рука могла бы спуститься по этому телефонному шнуру и задушить тебя: если бы ты засмеялся, когда я сказал тебе, что моя семья пережила времена, когда мы все были полуголодными.
— Мне не смешно.
— Я действительно так не думал. Прости эту маленькую вспышку. Но в те дни, о которых я тебе рассказываю, одна из тех монет в десять пенсов, которые я засовываю в щель телефона, купила бы мне чашку чая. Другая купила
