поводам, даже дома заслуженных князей, некогда сторонников правящего дома в решающей битве при Сэкигахара. И очередь княжества Какэгава настанет скоро или очень скоро.
Я запомнил тот разговор Юи с господином старшим садовником во тьме ночного леса в свете фонаря в моей руке. Говорили они о следующем:
— Цель вашего дела?
— Вернуть власть императорскому Двору, — ответил Юи.
— Силами лучших мужей, что станут его ближайшими советниками? — задумчиво спросил господин старший садовник.
— Несомненно.
— Как вы думаете поступить с правящим воинским домом?
— Ровно так, как они поступили с предыдущим, — не колеблясь отвечал Юи. Как, несомненно, отвечал уже не раз.
Ровно так же. Это значит вырезать до последнего человека, невзирая на возраст и родство, точно так же как Токугава Иэясу казнил собственную внучку Сэн-химэ, жену Тоётоми Хидэёри, когда взял и сжег замок Осаки, последнее прибежище предыдущих претендентов.
— Откуда будет осуществляться новое правление?
— Из императорской резиденции в Киото.
— Как вы намерены осуществить свои замыслы?
— Во время встречи регентов в следующем году мы вооружим наших сторонников в Эдо и подожжем город со всех четырех сторон света. Мы напечатаем и раздадим толпе наши воззвания. Дружины удельных князей присоединятся к нам. А пока город горит, мы возьмем замок, регентскому совету будет не до нас.
— Много ли князей примет вашу сторону?
— Много.
Господин садовник, задумавшись, замолчал, и тут я, сам не ожидая от себя, спросил вдруг у Юи:
— А что же город? Сгорит?
Юи, прищурившись на свет фонаря в моей руке, косо взглянул на меня, потом на господина садовника, видимо, задавая невысказанный вопрос: вы уверены, что стоит давать слово столбу для фонаря?
Но господин садовник молчал.
— Пусть сгорит, — проговорил Юи, не получив его ответа. — Наши друзья в Осаке извлекут из этого свою пользу. Никто из нас ничего не потеряет.
— Сгорит? — переспросил я, коли уж господин старший садовник молчал. — Скажи, Юи, ты же видел горящий город? Видел? Я вот видел.
— Это цена, которую придется заплатить, — ровно, не дрогнув и мускулом, ответил Сосэцу. — Мне странно слышать эти речи, господин садовник, особенно если помнить, о чем вы говорили когда-то.
— Годы идут, — внезапно произнес господин садовник. — И мы теряем силы, близких и уверенность в том, во что верили раньше.
— Я тоже потерял немало за эти годы, — внезапно зло выплюнул Юи. — Но я все так же верен делу. Вы просто размякли, господин садовник. Лучше уж вам оставаться тем, кем вы стали, а дела воинов доверить бойцам.
Он сдвинулся на коленях так, словно хотел рубануть господина садовника из ножен прямо оттуда, где сидел, и я тут же бездумно сдвинулся, чтобы пресечь путь его меча и успеть достать его своим ударом в ответ.
Он увидел и все понял, и я понял. Мы застыли в непрочной неподвижности.
— Господа, оставьте это, — негромко произнес господин садовник. — Юи, успокоитесь. Исава, вернись назад. И вот что я скажу вам, Юи. Сегодня Исава верно изложил мои сомнения. Сожжение города — это цена, которая создаст непомерный груз дурного наследия у такого приобретения. Найдите другой способ.
— Хорошо, — легко согласился Юи. — Я найду его.
И даже я понял, что ничего другого он искать не будет...
Старший садовник обещал передать его слова вышестоящим. Юи тут же потребовал все решить и сделать вклад в общее дело. Ему были нужны доски для печати бунтарских воззваний.
Мы тогда едва вновь не сцепились. Очень он был самоуверенный человек. Едва обошлось без кровопролития. Очень он стал тогда резкий.
Разошлись мы крайне недовольные друг другом. Я помню, как старший садовник произнес, когда мы расстались с Юи:
— Здесь пахнет предательством.
Больше я Юи никогда не видел. И не знал, получил ли Юи те доски. Меня на встречи, если они случались, больше не брали.
На том история с возмутительным дзэнским садом для меня и закончилась.
Некоторое время мы ничего не слышали о ронине Юи Сосэцу. А через пару недель в замок прибыл дознаватель сёгуната. Они что-то почуяли. Или донес кто. Тогда вызывали всех подряд и допрашивали. Господин старший садовник советовал мне быть искренним и сохранять спокойствие. Мы простые садовники, что мы можем знать? Когда меня вызвали, я честно рассказал все обстоятельства скандала с неканоничным дзэнским садом. Меня выслушали, все записали и больше не тревожили. Вскоре дознаватель с огромной сворой своих слуг и шпионов убыл, и все стало вновь спокойно.
А уже в следующем месяце войска Ставки темной ночью окружили дом Сосэцу в призамковом посаде замка Сумпу и предложили ему сдаться. К его чести, надо сказать, он не колебался ни мгновения. Он и все, кто был с ним в том доме, покончили с собой путем сэппуку, — достойные люди!
Юи Сосэцу мертв. Все нити заговора оборваны.
А ведь я помню кое-что еще. Как одной особенно холодной осенней ночью я порубил в щепу резные доски, что используют для печати книг. Мы с господином старшим садовником всю ночь жгли их в жаровне для зимнего сада, пытаясь спасти от внезапных холодов редкие голландские тюльпаны…
Похоже, у господина старшего садовника всегда было объяснение для чего угодно…
Последним отголоском тех событий стали волнения восьмисот ронинов, арестованных за разное по всех стране и сосланных в дикость и неустроенность острова Садо. Но их выступление быстро подавили. О нем уже и не помнит никто.
С тех пор о заговорах не слышно ничего.
Да, я знал Юи Сосэцу. И вы понимаете, что это не та история, которую можно рассказать любому.
***
Сага проснулся, или, точнее, пришел в себя, около полудня и прервал мою задумчивость.
— Вам следует быть осторожнее, господин Исава…
— Не думаю, что это возможно в нашем с вами положении, — отозвался я.
— Им есть за что подозревать наш воинский дом. Вам нужно об этом знать. Я не знаю, насколько далеко все у нас зашло, но… Я сам передавал Юи доски с вырезанными на печатных досках воззваниями...
Вот как. Он полагал, что, находясь рядом со мной, угрожает моей безопасности. Что ж, так и есть. Но ведь мое общество угрожает ему не меньше. Только он об этом не знает.
А теперь он будет думать, что я рискую ради человека из дома. Что я
