— Кто будет тратить столько денег, чтобы убить обычного человека?
— Тот, у кого хватает на это денег... — пробормотал Сага, глядя вверх на сходящиеся стропила крыши. — Тот, у кого есть причины считать вас подозрительным… Кто-то влиятельный. Вроде тех, кто смог распустить наш воинский дом…
Я некоторое время обдумывал это предположение.
— Им куда проще было бы арестовать меня. Я не прячусь.
— Может быть, — проговорил Сага, — достаточно одной только причастности к нашему дому…
— Нас распустили, мы теперь ронины, чего же еще?
— Но вы стали пожарным. В Эдо… — Сага тихо и медленно вздохнул, так, чтобы не вызвать боли в рассеченной груди. — …Был такой мятежник, Юи Сосэцу. В годы регентства. И он хотел поджечь этот город…
Несколько мгновений я размышлял, что сказать.
— Юи Сосэцу погиб, и его восстание не состоялось. И было это уже довольно давно.
— Вы не знаете, вы далеки от всего этого, — прошептал Сага. — Но был заговор… И наш дом был к нему причастен, я знаю точно… Заговор был…
Ему тяжело было продолжать. И я не стал расспрашивать, что он еще знает, ему нужно было беречь свои немногие силы. Я дал ему выпить чаю и укрыл его зимним кимоно, когда он уснул.
Мне и не нужно было что-то узнавать у него. Я и так знал о том, что заговор был.
Ведь я в нем участвовал.
***
Что я могу сказать вам о Юи Сосэцу? Я знал его.
В последний раз я видел его шесть или семь лет назад. До того, как он умер. До того, как умер мой друг Накадзима. До того, как меня перевели в Эдо.
Во вторую нашу встречу он оказался не таким, каким я его запомнил по войне в Симабара. Это оказался неприятный человек с ярко-белой кожей и острым блеском черных глаз, способным рассечь грубую бумагу.
Не могу сказать, что встреча оказалась взаимно приятной.
А началось все, как у нас водится, со скандала. С той самой истории с возмутительным дзэнским садом.
Руководил работами господин старший садовник, но да. Эта вина целиком моя.
Господин старший садовник привел меня на место и указал широким жестом на зеленый участок с неубранным даже дерном:
— Ты хотел сделать сад, Исава. Приступай.
— Какой сад вы желаете тут воплотить?
— Такой, какой ты захочешь.
Это было крайне неожиданно. Неожиданно и, пожалуй, неприятно. Это было внезапное и тяжелейшее испытание моего духа.
— Быть может, вы дадите мне время, господин, на то, чтобы разобраться в своих чувствах и желаниях. Может быть, неделя в горах и сосредоточенная медитация…
— У нас нет такого времени, Исава. Приступай немедленно.
— Я не уверен, что у меня есть желания по этому поводу. Я всегда полагался на вас и мнения древних мастеров, изложенные в их трактатах.
— Твое почтение к старине похвально. Но мой приказ был иным.
И я подчинился. Я взял здоровенный камень, самый большой из тех, что мог унести, и взгромоздил его на насыпанную груду камней поменьше. Это стало началом. Это был удивительный и разочаровывающий опыт. Если я и обладал некоей гордыней до этого испытания, то после утратил всякие для нее основания и полностью смирился с полным несовершенством моего представления о верном.
Но сама работа, ах. Это было прекрасное время надежды и вседозволенности…
Мы работали несколько недель, и, пожалуй, впервые господин старший садовник действительно не сдерживал мои порывы, я был очень ему благодарен. Даже когда появились зрители, возмущенные садом, нарушавшим все каноны и обыкновения, он не препятствовал мне. Кончилось все громким и широким разбирательством с привлечением всех мастеров округи, всех авторитетов и трактатов, доступных на тот момент, где господин старший садовник отстаивал наш труд как мог. Затянулось все это еще на несколько утомительных дней.
Судьба у этого моего сомнительного творения оказалась коротка и незавидна. Сначала шли речи о том, что его нужно срыть, стереть всякое воспоминание о нем. А потом взялись и за мотыги. И от него уже ничего и не осталось.
Я помню, как мы размечали этот сад невдалеке от внешней стены, я решил исходить из практических принципов, и мной предполагалось, что он будет защищать крепость Какэгава от дурных эманаций с юга, но я нарушил пропорции, хотя сам господин старший садовник поддержал меня при выборе такой конфигурации циркуляции ци, и это вызвало неудовольствие каждого, кто хоть немного разбирался в вопросе, а таких обнаружилось внезапно в достатке. У господина старшего садовника было запасено по кладовкам немало надежных врагов, как он сам изволил выражаться. Донесли господину нашему князю, и господина старшего садовника изволили вызвать в верхние покои на разнос и выволочку.
Именно этого, как я теперь понимаю, господин старший садовник и добивался. Частной, совершенно обоснованной встречи с князем. Наблюдателям Ставки не в чем было заподозрить наш клан. А я-то, дурак, так беспокоился, чувствовал такую вину! Уже тогда я просил начальство о дозволении совершить сэппуку. Хорошо, что мне этого не разрешили.
В любом случае история с возмутительным садом была только поводом для законных, не вызывающих подозрений у надзирателей Ставки встреч господина нашего князя и более нижестоящих начальников.
Оказывается, кто-то из знакомых господина старшего садовника по войне в Симабаре побывал с чайной церемонией в замке Какэгава незадолго до того и весьма настойчиво рекомендовал ему ронина Юи. Настойчиво рекомендовал хотя бы выслушать его. Напомнил, что ронинов вроде Юи не стало меньше за прошедшие годы и они реальная сила, только ожидающая того, кто их подведет. Что стоит обратить внимание на такого человека теперь, когда прежний сёгун тяжело болен, а его сын еще не покинул колыбель.
В такой ситуации как минимум выслушать его было полезно.
А вскоре прежний сёгун Иэмицу, внук великого Иэясу, почил, и началось правление совета пяти регентов. И кому угодно стало понятно, что вот он, момент, который уже не повторится. Время пришло решать и решаться. Следовало узнать, что происходит. Вскоре Юи подал весть о своем прибытии. Вот так и пригодилась история с возмутительным садом.
Господин старший садовник встретился с Юи. Во время ночного сбора лекарственных трав в лесу около замка. Я помнил то внезапное ночное путешествие. Они встретились якобы случайно, и в последовавшей ни к чему не обязывающей беседе Юи напомнил господину старшему садовнику, что времена тяжкие, множество князей преследуется, заслуженные воинские дома распускаются по надуманным
