Все, что должно было свершиться, свершилось, ничего не осталось не сделанного в этой жизни, а другой не будет, ибо круг перерождений пройден…
В жарком луче света, падавшем сквозь вертикальные решетки в окне, играла тяжелая пыль.
— Почему Огненная Сутра? — спросил он.
— Этот меч принадлежал когда-то воину-монаху с горы Хиэй, — сообщил я то, что услышал когда-то от господина старшего садовника. — Видимо, он и пожелал, чтобы знаки вырезали на лезвии как символ его духовного труда. Возможно, он рассчитывал на мощь речей Будды в борьбе с демоническими сущностями. Но его хозяин погиб в грандиозном пожаре, который учинил Ода Нобунага, сжигая мятежные монастыри горы Хиэй, и меч достался предку моего господина. И через недолгое время этот предок присутствовал уже при сэппуку Нобунага в окруженном врагами горящем храме. Потом уже мой господин унаследовал меч. С ним он ходил в поход к стенам замка Хара на Симабара и видел все огненные казни, которым подвергли восставших. Позже он передал меч мне.
— Я вижу, этот меч следует за грандиозными пожарами, — проговорил Окимаса. — Так мне кажется…
— Никогда не думал об этом, — после некоторого молчания ответил я. — Надеюсь, что нет.
Так Огненная Сутра приобрела в его лице нового поклонника, а мы — пожарные багры. Восхищенный мечом моего прежнего хозяина, с которым я позволил ему познакомиться, он выковал нам оголовья багров в долг. И дал в пользование старые избитые налобники и части наручей, оставленные ему для разбора на металл. А нам они могли еще пригодиться — хоть какая-то защита…
— Вы унаследовали кузню у вашего батюшки? — спросил я, покуда мы собирали лязгающее железо в подходящий ящик.
— Вовсе нет, — улыбнулся мне Окимаса, — я переехал сюда первым, но с помощью отца, конечно. А потом и он сюда отправился, кого-то он там снова дома обидел и решил, что лучше отъехать в столицу. Он легок на подъем и так же быстр на язык. Я помню, батюшка с перепою подбил одного собутыльника испытать меч на шлеме своей работы, да так беднягу заболтал, что тот не смог нанести удар как должно, он по шлему даже не попал и лезвие сломал о бревно, на которое шлем поставили. Едва мы уговорили его не кончать с собой. Мне же это лезвие пришлось перековывать.
А потом я возвращался обратно в храм с грузом багров и доспехов и думал, что же делать дальше…
Наш квартальный врач, господин Мокасэцу, с гладко выбритой, как обычно, головой, которого Нагасиро привел к постели умирающего, обнаружил на спине у Сага еще одну рану, небольшую, но глубокую. Он остановил кровь и наложил повязки, назначил как можно больше укрепляющего питья и покой, сказал, что еще придет утром, — надежный человек. Нагасиро проводил его домой.
А вот затем явился совсем неприятный господин, наш квартальный надзиратель, почтенный Ёсида Мацувака, в сопровождении помощников и нескольких неприкасаемых, что завернули тела убитых в циновки и унесли.
Мне пришлось отвечать на некоторые вопросы. Я отвечал как мог честно. Но не стал упоминать некоторые обстоятельства.
Это оказалось нелегко — не говорить всего, что требовалось надзирателю.
Вот так, с малого, и знакомство с Сага привело меня к трупам у порога. Я не мог не думать, куда приведет меня эта дорога в итоге. Я умолчал о его причастности к наемникам. Сага — человек из нашего княжества, оказался в нужном месте в нужное время, и это было действительно так. Было бы крайне неблагодарно причинять ему неприятности, освещая все обстоятельства события.
Ёсида Мацувака выслушал меня, не меняясь в лице, не отводя упорного взгляда маленьких черных глаз, и, по-моему, то, что я говорил, звучало для него недостаточно цельно и убедительно. Мне показалось, что я только усилил его подозрения в моем отношении.
Но Сага был пока жив…
Я тяжело вздохнул. А ведь требовалось еще заплатить врачу Мокасэцу… А денег, проклятых медных монеток, больше нет.
Настоящий воин игнорирует деньги, вспомнил я. Настоящий воин презирает алчность торговцев. Рис — основа всего, деньги — выдумка и страсть низшего торгового сословия, они пойдут на любую низость ради стопки монет. Так было всегда. Но в этом городе было не только так — ведь здесь, если нет денег, нет и риса. И, видимо, я не настоящий воин, если уж не смог преодолеть обстоятельства и не думать так много о презренном торгашеском металле…
Нам были нужны деньги. Денег не было.
Нет пожаров — нет вознаграждения.
Тяжело.
Я вошел в нашу комнату на задах храма, как мог тихо сложил принесенное снаряжение в угол. Сага тихо лежал на бамбуковой циновке, укрытый расстеленным кимоно, спал. Или лежал в беспамятстве. Никого больше не было. Все ушли, чтобы не тревожить сон раненого в тесной комнате.
Я сел на колени у входа у отодвинутой загородки и, созерцая слегка затуманенный дымкой городской вид, задумался о том, что делать дальше.
Но, в конце концов, я с самого начала понимал, что нечего делать, нужно ждать. И наше время, то, ради чего мы тут собрались, придет.
Интересно, Икимару тоже сталкивается с такими мыслями? Его тоже подгибает несоразмерная ответственность за доверившихся ему людей? Кто он вообще такой? Откуда родом? Ничего о нем не знаю.
— Господин Исава… — слабо проговорил Сага у меня за спиной. Проснулся все-таки. Я повернулся к нему и улыбнулся.
— Как вы себя чувствуете, господин Сага?
— Уже лучше… — бледно улыбнулся Сага. Да. Уж я-то вижу, насколько лучше.
— Врач еще приходил?
— Да, благодарю вас…
Это я был благодарен ему. Но он и слушать не хотел. Потому я промолчал.
Я уже спрашивал, кто нанял его, он ответил, что в тот же вечер подсел человек в забегаловке по рекомендации одного из предыдущих работодателей. Остальных нанимали так же, прямо там, на месте, у него на глазах, и сразу пошли на дело, не откладывая. Связи с Икимару никакой не просматривается. Но кому же еще нужно было бы убивать меня?
— Вы не думаете, господин Сага, что это господин заместитель старшего советника мстит мне за пустой денежный ящик таким образом?
— У него нет таких денег… — проговорил Сага.
Что ж. Обоснованно…
— Может быть… — проговорил он. — Вы попались на глаза кому-то еще…
— Ума не приложу, кому бы это было нужно, — пробормотал я, отворачиваясь к свету меж раздвинутых загородок.
