исхлопотать разрешение властей на устройство большого открытого совещания при бюро профессиональных союзов для «узкоделового, узкопрактического» обсуждения «мелочей» быта чернорабочих на красильной фабрике. Разумеется, я не стал пугать Благова тем, что действительные наши намерения выходят за рамки беспредметного разговора и что наша цель — разъяснить рабочим и чернорабочим красильной фабрики их собственное положение, дать понять, чего им следует добиваться и какие требования выдвинуть в предстоящей стачке. Нам хотелось также воспользоваться этим собранием для согласования организационных шагов по проведению стачки и, может быть, удалось бы сформировать там же стачечный комитет: кандидаты у нас были уже на виду. И этого, последнего я также не сказал Благову. Но был ли у него зуб против рабочих красильной фабрики или эта старая лиса знала, что большевики вообще не ведут напрасных разговоров о «мелочах» быта, но только Благов разгадал, что за этим кроется какое-то боевое выступление. Он очень резко отказал в поддержке нашего предложения.
— Почему вы не согласны, Благов? Это же прямое дело и прямая обязанность профессиональных союзов.
— В том-то и суть, что вы неисправимый и узкий подпольщик и не знаете или не считаетесь с юридической, уставной стороной. Чернорабочие красильной не являются членами профессиональных союзов. Я их не виню за это: они слишком темны и слишком бедны. Но по уставу мы имеем право заниматься только членами профессиональных союзов. То, что вы предлагаете, нам полиция не разрешит.
Конечно, это препятствие можно было бы обойти, но я видел, что у Благова нет на это никакого желания.
Тогда я устроил встречу с Ветераном и Солнцевым. Солнцев, кроме работы в ячейке у Доброва, руководил партийной работой на Пречистенских курсах для рабочих. А Ветеран нужен был как наш изобретательный специалист по легальным, «подзаконным» открытым выступлениям.
Посоветовавшись, мы решили использовать существующую при Пречистенских курсах официальную легальную «комиссию по распространению гигиенических знаний среди рабочих».
Вместе с членом комиссии, доктором Ивановым, сочувствующим рабочему движению, мы составили план его лекции на тему «Личная гигиена рабочего», с подзаголовком «Что может сделать лично каждый рабочий для сохранения своего здоровья».
— Приготовим, доктор, вместе тезисы лекций, как требуется для полицейского разрешения, — предложил я. — Имейте в виду, что общий тон лекции — только личная гигиена, только то, что каждый индивидуально может сделать. Ни о каких общественных мероприятиях, пожалуйста, ни слова. Разбирайте только самые невинные вещи: например, свежий воздух в комнате, в которой спишь, обтирание холодной водой, регулярные прогулки, чистое белье, нательное и постельное, сытное питание, гигиеническая одежда, разумные развлечения и прочее в таком роде, доктор.
— Да вы, я вижу, юморист, — отозвался доктор. — Это же будет сплошной хохот среди рабочих, когда они придут из своих клоак, да без всякого белья под куртками, а я буду им о белье, о чистом воздухе…
— Это-то нам и нужно, доктор! На этом-то мы и построим наши выступления по вашей лекции. И уж вы не беспокойтесь, — вас лично мы бранить не будем, ну, а режиму, а фабрикантам, а общим условиям от нас достанется как следует.
— Ну что ж, — согласился доктор, — для хорошего дела я готов и на то, чтоб надо мною рабочие немного подтрунили.
Ветеран предложил снять для лекции зал «Клуба небогатых людей», куда он был недавно выбран в правление.
— Человек триста — четыреста набьем туда, как сельдей.
Дальше начались обычные препятствия, как при всяком использовании каких бы то ни было легальных возможностей.
Клуб не мог дать помещение бесплатно. А Благов отказал в выдаче денег на наем.
Мы решили отпечатать билеты и брать за них по гривеннику с чернорабочих, по пятнадцать копеек с красильщиков.
Затем Иванов был вызван к приставу.
— Э, батенька, какие там лекции для рабочих! — сказал пристав. — Им сейчас жрать не черта, а вы — лекции! Никто не придет, только зря потратитесь на зал. Нет, не разрешу такие глупости. Запрещаю лекции.
Доктор приуныл.
— Видите, Павел Иванович, не выходит, — сказал он. — Этот пристав только прикидывается простачком, а сам сразу чутьем ищейки унюхал крамолу.
Я посоветовал доктору обжаловать отказ пристава в градоначальство. И действительно, градоначальство разрешило лекцию, «но без допущения какого-либо обсуждения».
Тогда поехали в градоначальство почтенные медицинские светила из «комиссии по распространению гигиенических знаний».
— Помилуйте, ваше превосходительство! В уставе комиссии сказано, что мы должны «пробуждать у населения самостоятельный интерес к личной гигиене».
— «Пробуждать»! — покачал головой градоначальник. — Все-то нынче стремятся кого-нибудь да пробуждать, сплошь все всех пробуждают, а нам, полиции, оттого спать совсем некогда. Ну ладно, только из уважения к вашим почтенным именам разрешу. Но условие — чтоб было все тихо-смирно. А вы, доктор Иванов, дайте мне слово, что никак не отклонитесь от индивидуальной, именно индивидуальной, гигиены. Смотрите у меня: чтобы ничего такого об обязанностях фабрикантов или городской думы и прочее. Иначе… сами понимаете…
— За себя, ваше превосходительство, абсолютно ручаюсь и даю слово, — обещал доктор.
Народу на лекцию набилось куда больше четырехсот человек. Стеснились как только можно.
Началась лекция в торжественном внимательном молчании всего зала. А потом постепенно люди стали приходить во все более и более веселое расположение духа. Посыпались возгласы, вопросы, замечания:
— Как, как? Спать по одному в комнате? Это здорово!
— Чистый воздух? Лихо!
Начался смех. Но скоро утихло все. Люди поняли, что с ними говорят иносказательно о вещах очень серьезных для их жизни. Лекция до конца была прослушана почти благоговейно. Многим она раскрыла глаза на ужасающую, нечеловеческую обстановку их жизни.
При обсуждении первым выступил Илья Ермилович. Как было у нас заранее намечено, он хвалил лектора за то, что тот «вразумил нас и сказал много полезного. Вот, например, в нашей жизни, — взять хотя бы спальни для нас, чернорабочих красильной фабрики. У нас, к примеру, кругом бараков нечистоты, а спим мы на нарах вповалку…».
И так, пример за примером, Илья Ермилович нарисовал сильную картину. После каждого примера он высказывал, что и как надо было бы улучшить и исправить. Вся программа требований в предстоящей стачке была полностью сформулирована.
Затем Ветеран, пользуясь примерами, которые привел Илья Ермилович, изложил в прикрытой форме программу-минимум нашей партии.
В заключение говорил Прохор, — он записался под фамилией, какая значилась в его новом, поддельном паспорте, изготовленном «техникой» Ивана Семеновича.
По нашему плану Прохору следовало в самой отвлеченной форме говорить о рабочей солидарности и, обращаясь к рабочим основных цехов, призвать их к поддержке чернорабочих.
— Вот я скажу так: правильно говорил тут доктор, что каждый должен думать о своем личном здоровье. Но другое дело, если будем рассуждать, скажем, о том, как бороться
