— Это говорит только об одном, товарищ Уборевич — в нашей армии у них имеются свои агенты, свои осведомители.
— Значит, необходимо провести тщательную чистку наших рядов, — стукнул по столу Антонов-Овсеенко. — И начать необходимо со штаба.
— Вот прямо сейчас и начнём, — вспыхнул Уборевич. — Если бандиты узнают о том, что мы здесь сейчас планируем, значит, точно — в наших рядах укрылась контра!
— Товарищ Уборевич! — снова взял слово Тищенко. — Вся проблема в том, что бандиты прячутся в лесах, как волки, а в сумерках вылезают, делают своё подлое дело, и снова прячутся.
— А вы выманивайте их из леса, — возразил Тухачевский. — Вон, как комбриг Котовский Матюхина. Или травите сволочей газом.
— Но мы даже не знаем, сколько их.
— Так узнайте, чёрт возьми! — снова хлопнул ладонью по столу Тухачевский и встал, пройдясь несколько раз по штабному купе. — Кто из нас начальник Оперуправления, а, товарищ Тищенко? Или прикажете нам с товарищем Уборевичем заниматься разведкой, а затем, на основе её данных отдавать вам распоряжения?
Тищенко стоял у вывешенной на стене карты Тамбовской губернии, опустив голову. Пауза несколько затянулась. Наконец, Тищенко поднял голову.
— Товарищ Тухачевский, разрешите мне лично произвести разведку.
— И каким образом вы собираетесь это сделать? — удивлённо посмотрел на него командующий.
— Я полечу на аэроплане. Сверху можно увидеть то, что с земли никогда не увидишь.
— А это не опасно для вашей жизни? — Тухачевский перевёл взгляд с Тищенко на Уборевича, затем на начальника штаба Николая Евгеньевича Какурина, бывшего полковника царской армии, ещё в 1910 году окончившего Академию Генштаба.
— Думаю, что в предложении товарища Тищенко есть рациональное зерно, — поддержал своего подчинённого Какурин. — Для бандитов это будет неожиданно, да и не думаю, что они поймут, для каких целей над ними будет кружиться аэроплан. Уж если они любой автомобиль нынче принимают за броневик, то аэроплана и подавно испугаются.
— Можно рискнуть, — согласно кивнул головой и Уборевич.
— Ну что ж, — Тухачевский снова сел на своё место и, немного подумав, тоже согласился. — Так тому и быть. Завтра я жду доклада по результатам вашей воздушной разведки, товарищ Тищенко.
Всегда после тревожных волнений и совещаний Тухачевский любил уединяться в одном из купе своего вагона, где была его мастерская. Ещё в раннем детстве столбовой дворянин Чембарского уезда Пензенской губернии Миша Тухачевский остался без матери. Его воспитывал отец и, пожалуй, даже больше, чем отец, француженка-гувернантка. Она и старалась привить Мишелю хороший вкус и сделать его всесторонне развитым мальчиком. Ради этого и наняли ему учителя музыки — гувернантке хотелось, чтобы Мишель научился играть на скрипке. Да и у самого мальчика было к этому стремление: рояль казался ему слишком прост, а вот извлекать музыку из скрипки, где не были обозначены лады, и скрипачу следовало полагаться только на свой слух, — это ему казалось большим искусством. Откуда было знать француженке, что скрипка окажется для Миши непосильной. В гневе, он даже разбил ни в чём не повинный инструмент. Однако чуть погодя, словно устыдившись этой своей минутной слабости, он собрал осколки инструмента и попытался их склеить. И, как ни странно, нашёл в этом занятии много прелести. С тех пор это стало его любимым делом: в минуты отдыха он делал скрипки. И, как признавали некоторые музыканты впоследствии, весьма неплохие. Их у него было много. Сам, разумеется, он на них не играл, но любил дарить друзьям и знакомым.
Вот и сейчас, приняв решение о воздушной разведке, но мучимый какими-то сомнениями в успешном её завершении, Михаил Николаевич уединился в купе-мастерской и занялся своим любимым делом — ведь все необходимые атрибуты для этого он всегда возил с собой.
Сборы в разведку были недолгими. Тищенко проверил планшет, надел на голову шлем и залез в кабину.
— От винта! — скомандовал лётчик.
Пропеллер закрутился, самолёт стронулся с места и, после непродолжительного разбега, взлетел. Сверху открывался великолепный вид на тамбовские степи и леса. Какое зелёное раздолье на сотни вёрст вокруг. Погода стояла прекрасная. Тищенко залюбовался пейзажем, даже забыв на какое-то время о цели своего полёта.
— Красота какая! — крикнул он лётчику.
— Что? Не слышу, — слегка повернул голову лётчик.
— Я говорю, красиво-то как! — ещё громче, перекрикивая шум мотора, повторил Тищенко.
— Это верно! — согласился лётчик.
И тут впереди замаячило какое-то селение, раскинувшееся недалеко от леса и какой-то небольшой конный отряд.
— Что за селение? — тронул лётчика за плечо Тищенко.
— Загрятчино, — повернув голову, чтобы его лучше было слышно, ответил лётчик.
Тищенко раскрыл планшет, вынул карту, достал карандаш, поводил им по карте, сделал отметку и снова глянул вниз. И вдруг мотор аэроплана как-то странно заурчал, зафыркал, сама машина несколько раз качнулась вниз-вверх, словно проваливаясь в некую воздушную яму.
Пилот замотал головой.
— Что случилось? — встревожился Тищенко.
— Надеюсь, ничего страшного, товарищ командир.
Самолёт вроде бы успокоился и они продолжали полёт. Тищенко даже заметил посреди леса антоновский лагерь с суетящимися людьми и конями.
— Вот, где, сволочи, обосновались, — заговорил сам с собой Тищенко, ориентируясь по карте и делая в ней отметки карандашом.
Но тут снова самолёт начало швырять в разные стороны и вверх-вниз, мотор заработал с перебоями.
— Товарищ Тищенко, сесть бы надо. На земле посмотрю, что случилось. Не то не долетим.
— Дотянешь до какого-нибудь населённого пункта?
— Постараюсь.
До населённого пункта, однако, дотянуть не удалось. Не желая рисковать, лётчик стал заходить на посадку. Сели в поле. Сзади — лес, впереди — деревня Загрятчино. Тищенко глянул на часы. Без двадцати минут шесть. Лёгкие сумерки покрывали окрестности. Тёплый ветерок освежал лицо. Солнце в такие минуты уже встречается с луной, создавая картину необычной красоты. Тищенко спрыгнул на землю и подошёл к лётчику, копавшемуся в моторе.
— Разобрался, в чём дело?
— Пока ещё нет, товарищ командир.
— А ты поторопись, а то как бы нам с бандитами разбираться не пришлось.
— Нешто я не понимаю.
Тищенко отошёл немного в сторону, вытащил из кармана мятую пачку папирос, достал спички. Закурил. И вдруг откуда-то со стороны леса послышалось лихое гиканье всадников. Тищенко глянул туда и побледнел. К самолёту приближался летучий отряд антоновцев. Видимо, они тоже следили за их полётом и поняли, что с машиной что-то неладно.
— Ч-чёрт! — нервно чертыхнулся Тищенко. — Что там у тебя, Москалёв?
