Весь этот цирк продолжался до осени. 18 сентября 1919 года союзники начали отводить свои отряды с передовых позиций, грузиться на суда и отбывать к британским берегам. На рассвете 27 сентября последние корабли с войсками союзников покинули Архангельск, а 12 октября — Мурманск. С собой они прихватили все боевые корабли.
После ухода интервентов Северная область была обречена. То, что белая власть продержалась там еще четыре месяца, объясняется тем, что красным было просто не до нее — хватало дел на других фронтах.
Но в конце концов 3 февраля 1920 года 6-я советская армия перешла в наступление. Наступала она очень неспешно, хотя белые сопротивления фактически не оказывали. Это и понятно — морозы стояли за 30 градусов, а с обмундированием у красных было не слишком хорошо.
«По-видимому, для большевиков была большой неожиданностью столь легкая ликвидация отступающих северных войск. Дело в том, что красные войска были далеко не в блестящем положении, второсортные, они были совершенно обессилены тяжелой зимой и были лишены в буквальном смысле этого слова боеспособности. Все эти дни, в которые происходил отход белых войск, красные войска не только на них не нападали, но и чрезвычайно медленно продвигались по очищенной неприятелем территории».
(Б. Соколов)
В середине февраля части Красной Армии подошли к Архангельску.
… История Гражданской войны знает множество эвакуаций. Были и хорошо организованные, вроде исхода Врангеля из Крыма. Были и не очень. Эвакуация Архангельска, прошедшая 19 февраля 1919 года, является просто образцом подлости.
«В это же время стали доходить слухи о том, что все штабные тянутся к ледоколу "Минину" и что под покровом ночи там идет энергичная посадка. Раненые и больные офицеры, которых было 127 назначено к эвакуации, ожидали распоряжения к погрузке. Этого распоряжения начальник штаба до сих пор еще не давал, и предполагалось, что если "Сусанин" не будет в состоянии отойти, то их придется везти вместе с отходящими войсками. Но слухи о таинственной погрузке на "Минина" и на "Ярославну" взволновали нашего уполномоченного И. Фидлера, который и начал сноситься с власть предержащими. Здесь-то и выяснилось, что фактически весь штаб, кроме полковника Костанди и дежурных писарей, уже сел на "Минина". Таким образом, некому было давать распоряжения об эвакуации раненых. Долго вел переговоры Фидлер и с капитаном Чаплиным, заведующим делом погрузки, и с адмиралом Ивановым. Получался неизменный ответ: "Нет места. Чего везти раненых? Все равно им здесь ничего плохого не сделают".
…
На пристани появились танки. Из них выскочила группа офицеров. Это забытые танкисты, узнавшие об "эвакуации" только сейчас.
На "Минине" начинается обсуждение, возвращаться ли к пристани, или уезжать:
— Надо спешить! Каждая минута дорога.
…
А к пристани все шли и шли одиночные офицеры и чиновники, позабытые штабом. Особенно много было среди этих позабытых офицеров фронтовиков, только что ночью прибывших с Двинского фронта. Они стоят на пристани, кричат, машут платками и папахами, но бесполезно. "Минин" уже на середине Двины. Более смелые и находчивые, бросив свои вещи и запасшись досками, бегут по льду к ледоколу. Вот бежит капитан У-х. Всюду прогалины, еще немного — и он добегает до ледокола, и его по трапу поднимают наверх.
…
На пристани и на набережной собирается огромная толпа. Среди них немало офицеров, солдат и просто обывателей. Они что-то кричат, машут фуражками, раздаются отдельные выстрелы.
"А ну-ка, разгоните эту толпу, чтобы помнили нас". Раздается приказ, и несколько снарядов, пущенных с "Ярославны", ложатся вокруг пристани, попав в смежные с нею дома.
Крики на пристани усиливаются. Появляются пулеметы, и видно, как какой-то прапорщик начинает наводить пулемет.
Прицел был взят метко. И пули ровной цепью начали падать на палубу ледокола. Были раненые, в том числе адмирал Иванов и полковник Короткевич.
…
Полным ходом идет "Минин". Позади него по свободной воде — "Ярославна". На обоих суднах полно. Набиты все каюты, проходы, палуба и трюмы. В большинстве среди пассажиров — штабные, сухопутные и морские офицеры. Фронтовиков почти нет. Если и есть, то как исключение. Кроме них сто датчан, 127 раненых и несколько богатых коммерсантов, известных своею спекуляцией.
Множество дам. Это все родственницы, близкие и дальние, а то и прямо знакомые белого генералитета. И здесь с самого начала досадное неравенство. Отдельные каюты заняты генералами и их женами, а раненые и все прочие лежат вповалку в коридорах, на полу.
Теснота и неудобство увеличились в сильнейшей степени, когда на другой день по условиям плавания по Белому морю пришлось бросить "Ярославну". Все пассажиры были с нее сняты и переведены на "Минин". На ледоколе, не приспособленном для пассажирского движения, в узких его каютах и коридорах собралось до тысячи человек, и все же "законы природы" были соблюдены и генералам были комендантом оставлены отдельные каюты».
(Б. Соколов)
Ушли не все корабли, имевшиеся в Архангельске. Ледоколы «Канада» и «Сусанин» остались, потому что их команды сочувствовали большевикам и отказались выходить в море. Впоследствии на «Канаде» спешно установили орудие, и ледокол бросился в погоню. Он догнал беглецов у горла Белого моря и даже сделал несколько выстрелов, но по техническим причинам повернул назад.
Что же касается фронтовых частей, то попросту оставили на берегу. То есть командующий подло сбежал, бросив своих солдат на произвол судьбы. Настоящий русский офицер, что и говорить. Так что генерал Миллер, которого в 1937 году похитили из Парижа чекисты, а потом расстреляли, не вызывает у меня никакого сочувствия. Поделом.
Судьба войсковых частей была незавидна.
«Как только "Минин" покинул Архангельск, известие о бегстве Миллера и его штаба очень быстро достигло до фронтов. Здесь оно вызвало чрезвычайное возбуждение и сумятицу.
"Снова, — говорили офицеры, — нас предали".
"Штаб предал фронт".
Некоторые офицеры не хотели отступать, говоря, что это совершенно бесполезно. Другие, более экспансивные, еще ближе принимали к сердцу бегство главнокомандующего.
Среди офицерства Двинского фронта было несколько самоубийств на этой почве. Так, застрелился ротмистр Сазонович, очень храбрый офицер, который заявил:
"После этого позора не стоит жить"».
(Б. Соколов)
Те, кто прикрывал Двину (так называемый Двинский фронт), оказались между молотом и наковальней — красными частями и Архангельском, в котором сразу же после бегства Миллера образовался ревком. Им ничего не оставалось, как сдаться.
Части, прикрывавшие железную дорогу Вологда-Архангельск (Железнодорожный фронт), двинулись пешком в сторону Мурманской «железки». Это примерно 350 километров по тайге — по полному бездорожью, в тридцатиградусный мороз, без продовольствия. Да и население в немногочисленных населенных пунктах было далеко не дружественным.
