Положение на Севере лучше всего характеризует ситуация с тамошними вооруженными силами. 14 июня 1918 года англичанами было принято решение о формировании «Славяно-британского легиона». Эта воинская часть была организована по английскому образцу, командовали там британские офицеры, и подчинялась она непосредственно английскому командованию. Первоначально всех боеспособных мужчин, прибывавших в Архангельск, автоматически пихали в этот легион.
Правда, впоследствии все-таки началось формирование собственно русских частей. 19 ноября в Архангельск добрался генерал-лейтенант В. В. Марушевский, последний начальник российского Генерального штаба. Он и начал формировать армию — разумеется, под опекой союзничков. Недаром сам Марушевский отозвался о ситуации в Северной области так:
«Чтобы охарактеризовать создавшееся положение, проще всего считать его оккупацией, исходя из этого термина, все отношения с иностранцами делаются понятными и объяснимыми».
В самые лучшие времена русские части составляли 20 тысяч человек, иностранцев же насчитывалось 50 тысяч.
Боеспособность русских формирований была та еще. Точнее, имелись и очень серьезные части — добровольческие отряды, которые называли себя «партизанами». Это были люди из восточных районов — в тех местах изрядно поразвлекались большевики, у которых в головах имелось столько же мозгов, сколько и у тех, кто рулил в Ижевске. (Кстати, «партизаны» в основном находились под влиянием эсеров.) Вот эти ребята сражались всерьез. А остальные, мобилизованные, не горели желанием воевать. Были и части, сформированные из пленных красноармейцев. Их почему-то считали надежными, хотя на самом-то деле все обстояло совсем наоборот.
В ночь с 6 на 7 июля 1919 года вспыхнул мятеж в районе Топса-Троица, в первом батальоне Дайеровского полка, сформированном из пленных красноармейцев. Бойцы перебили своих офицеров. Восстание было подавлено, зачинщики расстреляны, но многие ушли в леса и присоединились к красным.
Случай не единичный. Солдаты 5-го Северного стрелкового полка, разагитированные коммунистом Щетининым, арестовали своих офицеров и переметнулись на сторону большевиков. То же самое случилось в Пинеге в 8-м полку, затем на Двине в Славяно-британском легионе, в 6-м полку на железной дороге…
Иностранцы тоже не отставали. В ноябре 1918 года французский отряд, подняв красные флаги, ушел с фронта. В декабре на позициях у деревни Кадыш произошло братание солдат 339-го американского и 15-го советского полков. Один из американских офицеров заявил: «Американцы признают русское революционное правительство и никакой войны против большевиков вести не будут».
Большевистская агитация тут ни при чем. Архангельск — не Одесса, красное подполье тут было очень слабеньким. Но тем не менее…
Кстати, французы и американцы уже в начале 1919 года убрали свои войска. Остались лишь англичане.
Вообще-то, если говорить о целях оккупантов, то борьба с большевиками стояла у них на последнем месте.
Посол Франции Нуланс писал честно и откровенно: «Наша интервенция в Архангельск и в Мурманск, однако, оправдала себя результатами, которых мы добились с экономической точки зрения. Вскоре обнаружится, что наша промышленность в четвертый год войны нашла дополнительный ценный источник сырьевых материалов, столь необходимых демобилизованным рабочим и предпринимателям. Все это благоприятно отразилось на нашем торговом балансе».
Все понятно? Грабили-с. По данным таможни, с 2 августа по 31 декабря 1918 года из Архангельска вывезено 6 968 035 пудов различных грузов, в 1919 году — 4 281 015 пудов.
По отношению к местному населению интервенты вели себя со свойственной им непринужденностью.
«Белые заняли д. Пучугу. Ворвались англичане в один из домов к семидесятилетнему старику-крестьянину, который спал; его старуха сидела и пряла лен. Белые, угрожая оружием, стали выпытывать о положении советской власти, о количестве войск. Но старуха ничего не знала. Спросили, есть ли у них в доме большевик. Старуха, не задумываясь, указала на спящего старика-большака, как обычно называют хозяина в крестьянской семье. Этого для белых было достаточно. Старика стащили с постели, отвели на опушку и расстреляли».
(А. Потылицын)
Когда подобным образом поступали красные, белые или махновцы — это можно объяснить накалом борьбы и проистекавшим от этого общим озверением. Но англичане-то почему? А они вели себя как в колонии. Потому что таковой уже и видели Русский Север.
Собственно, это и определяло боевые действия. Осенью 1918 года союзники и белые двинулись в наступление вверх по Северной Двине, на Котлас. Интересно, что ключевую роль в боевых действиях как у красных, так и у белых играли речные суда — бездорожье, понимаете ли… Причем если у большевиков были самоделки — вооруженные гражданские пароходы, то англичане притащили серьезные канонерки и мониторы[153]. Наступающие изрядно потрепали красных, но до Котласа так и не дошли.
В середине февраля 1919 года войска интервентов и белогвардейцев перешли в наступление вдоль линии Мурманской железной дороги. Тоже вроде бы успешно — сумели выйти к Онежскому озеру и сформировать там речную флотилию (разумеется, состоящую из самоделок). Но ключевой пункт — Петрозаводск — взять не сумели. Кстати, правительство Северной области вело переговоры с финнами, которые к этому времени переориентировались на Антанту. Правда, не договорились…
Второй всплеск активности приходится на июль, когда появилась перспектива соединиться с наступающими войсками Колчака. Но снова особых успехов достигнуто не было. Если учесть, что красные не располагали на Севере особыми силами, да и те, что есть, были не слишком боеспособны, то становится понятным: не очень-то и хотелось союзникам воевать. То есть они двигались вперед, пока это было легко. А наталкиваясь на серьезное сопротивление, тут же останавливались…
Красные это прекрасно понимали. С лета 1919 года на архангельском направлении против интервентов и белых стояли, прямо скажем, далеко не лучшие войска. Это были мобилизованные красноармейцы, которые тоже не испытывали ни малейшего желания воевать. Более того, в большинстве частей отсутствовала главная цементирующая сила — партийные ячейки. Да и снабжение их шло по остаточному принципу. Так что эти части очень легко начинали отступать, да и в плен красноармейцы сдавались часто. Многие белогвардейцы с горечью говорили, что, дескать, большевики нас всерьез не воспринимают.
Тем не менее фронт сумело удержать даже такое воинство…
«Фронт» на Севере был весьма своеобразный. Если мы поглядим на карту, то увидим, что Северная область занимает огромную территорию — от финской границы до Урала. Соответственно, и протяженность фронта на первый взгляд чудовищная. Но это лишь на первый взгляд. Потому как местность там — леса и болота, болота и леса. То есть для наступления крупных сил она не пригодна. Так что основные боевые действия разворачивались вдоль Северной Двины и вдоль двух железных дорог — Мурманской и Архангельской. В результате к середине лета, когда союзники перестали наступать, там нагородили укреплений в духе Второй мировой.
