и молодых угров, – нашим младшим скучно будет о делах. Может, ур Чонгор отпустит их на воздух?
Умный Чонгор перехватил его взгляд и кивнул:
– Пусть Деневер и Драга покажут девушке, как они стреляют с седла. Нечасто увидишь такую ловкость!
Он сделал знак, и встали трое: Деневер, Драга и Залан. Старшие, Варьяш и Кемень, остались.
Когда трое мужчин вместе с Витляной вышли, Чонгор также знаком выслал прочь рабынь и снова повернулся к Мистине.
– Да, пусть погуляют. Может быть, у нас найдется, о чем поговорить без них. Но сперва обсудим твое дело: сколько лошадей еще хочет купить ур Мистило?
Мистина слегка подбросил свой поясной нож, которым резал мясо, и тот крутанулся в воздухе.
– А сколько у вас осталось? – Он еще раз подбросил нож и взглянул на Чонгора. – Я покупаю всех.
* * *
– Такая сделка будет для нас выгодна… – задумчиво говорил Чонгор, взвешивая каждое слово. – Но цена ее велика, а менньек бикайара эшкюсём[126]. Мы должны быть совершенно уверены, что она не обойдется нам слишком дорого. Что мы безопасно вернемся домой и что эта… продажа лошадей не закроет путь для торговых дел на следующее лето.
– Об этом можно не беспокоиться. На следующее лето князь Святослав уйдет в далекий поход со всеми верными ему людьми, а я всегда буду рад и вам, и другим мадьярам, что придут как друзья. Если ур Чонгор сомневается, весной он может прислать ко мне гонца, я дам знать, не опасно ли вам показываться здесь.
– Аддь Иштенем[127]. Есть средство убедить нас, что ур Мистило уверен в нашей безопасности. – Чонгор слегка улыбнулся. – Я и сам хотел говорить с тобой об этом. Но сомневался, однако теперь вижу, что само Надь Эгет, Великое Небо, способствует нашему согласию. Пусть Варьяш скажет.
– Это дело касается унокаэчем, моего племянника Деневера. – Варьяш прочистил горло. Мистина знал его как человека уверенного и опытного, а теперь с удивлением видел, что его собеседник немного смущен – сильнее, чем смутили угров условия предлагаемой сделки. – Он принадлежит к хорошему роду и по отцу, и по матери, его семья богата, сам он – один из лучших наших воинов, насколько это доступно в его годы. Но еще больше его доблести – его дерзость. Он влюбился в дочь ура Мистило и умоляет меня попросить ее в жены ему. По обычаю, у нас дают отцу девушки коня как выкуп, но мы не станем спорить, если ур Мистило запросит и три коня, и больше – красота и знатное родство такой невесты стоят дорого.
Окажись здесь Витляна, она увидела бы редкое зрелище – отец ее так удивился, что не смог этого утаить.
– Влюбился? Твой племянник? Но он видел ее только раз, когда был у меня в Киеве.
– Они виделись и еще… несколько раз, – заметил Чонгор. – Уже здесь, когда она приехала.
Мистина помедлил, обдумывая возможный ответ.
На будущий брак третьей дочери ему начали намекать, едва она появилась на свет и получила имя в честь своей бабки-княжны. Сватать ее принялись чуть ли не на другой день после того, как она, четыре лета назад, впервые надела плахту. Но Мистина не спешил никому ее обещать: брак дочери должен был связать его с теми людьми, чей союз будет нужен на время свадьбы, а не за десять лет до того.
Но угры? Он уважал Варьяша, однако видеть в нем свата ему не приходило в голову. Ладно бы, предложи тот свою чернокосую дочь в жены Велераду, об этом можно было бы спокойно подумать. Но Витляна?
– Уру Мистило может быть известно, что подобный союз уже заключался, – добавил Варьяш. – Когда Арпад и семь вождей перешли Днепр и остановились здесь, – он показал в сторону открытой двери, имея в виду местное урочище, – ваш князь Олег вышел навстречу и спросил, чего мадьярам здесь нужно. Они с Арпадом заключили союз, Олег указал нашим дедам путь в Паннонию, где мы нашли себе родину, а взамен Арпад дал ему деву в жены, дочь другого дьюлы. Это известно многим, и потомки ее слуг и сейчас живут в Киеве. Если сейчас ур Мистило примет этот новый союз, он будет лишь продолжением старого. Мадьяры дали русам невесту, и если русы дадут невесту мадьярам ради дружбы, это будет справедливо.
– Это истинно… – Редко случалось, чтобы Мистина не мог найти ответа. – Я дал слово матери девушки, что не стану неволить ее с замужеством. Не знаю, захочет ли она жить…
Он обвел глазами «атью хазу», имея в виду, что его дочь привыкла к другому образу жизни.
– Но если девушка не станет противиться, ур Мистило согласится?
– Мы можем спросить девушку сейчас, – добродушно добавил Чонгор. – Удача, что она здесь.
Мистина кивнул. Варьяш легко поднялся, прошел ко входу в хазу, выглянул и кивнул кому-то. Видимо, этого знака ждали, потому что уже скоро вошли Деневер и Витляна. Они просто шли друг за другом, но при одном взгляде на них у Мистины екнуло сердце: в них угадывалось согласие, единение в желаниях. Зашумело в ушах: настал тот редкий миг, когда Мистина чувствовал, что не он правит лодкой, а она несет его. Он обещал спросить о согласии дочери, а она уже все решила…
Взглядом попросив позволения у Чонгора, Мистина сделал Витляне знак подойти. Дрожа, но стараясь этого не показать, она села перед ним, как ее учили: подтянув к себе ноги и прикрыв их подолом платья. Деневер сел на месте для младших в строгую позу, его напряженный взгляд не отрывался от лица Мистины.
– Милая моя… – начал Мистина; от растерянности его голос звучал неуверенно. – Унегость сам разорвал ваше обручение, ты свободна выбрать другого мужа… и тебе предлагают его здесь. – Он легким движением указал на Деневера. – Этот человек знатного рода, достоин хорошей жены, в этом я вполне полагаюсь на его старших родичей. Хотя и сомневаюсь, что ты сможешь жить, как живут женщины кочевых родов…
Мысленное зрелище Витляны, занятой дойкой овец и кобылиц в степи, так его поразило, что он замолк.
– Мы больше не кочевники, – напомнил Варьяш. – Наши дома нельзя перевозить, хоть мы и строим их круглыми. В «атья хаза» мы живем только во время поездок.
– Я уметь для моя жена много рабыни делать тяжелая работа, – негромко заверил Деневер. – Она будет уметь жить легко, а шашра эш а лора эшкюсём[128].
– Но ты окажешься так далеко от родичей, от Киева, от всего, к чему привыкла, – с нарастающим беспокойством
