поскольку одна-единственная ошибка превращала лекарство в яд. Это не бодрящий отвар и не сонные капли — переделать нельзя.
— Жан, нитки, — скомандовал Ошиль. — И свет ярче.
Я зажмурилась, вознося молитву Лорхане. Всякий раз, начиная готовить лекарство — будь то снадобье от головной боли или крем от прыщей — повторяла быструю просьбу о милости и ясности ума. Наставницы говорили будто богиня встает за спиной каждого, кто использует дар во благо. На подобную честь я особенно не надеялась, но рассчитывала, что краем глаза Лорхана нет-нет, да и посмотрит в мою сторону.
Выдохнув, коснулась узкой чашки, вырезанной из светлого дерева. Правильный сосуд, сделанный из молодой сильной ветви, еще сохранивший тепло движущихся по ней соков. Подойдет. Для «обязательных» противоядий нельзя использовать стекло или металл. Их следует готовить в предмете, имеющем собственную силу, не оттягивающем действие на себя.
Звуки в кабинете сузились до биения пульса в висках и собственного дыхания. Нельзя отвлекаться, нельзя ни на мгновение прерывать звучание рецепта, иначе можно ошибиться, создать слишком сильный огонь, перепутать компоненты, напортачить с количеством.
— Две ложки истолченной извечной травы…
Стоило открыть низенькую широкую банку, языка коснулась степная горечь. Листья и стебли были как следует просушены, измельчены в пыль, сохранившую силу поздней весны, когда их положено собирать. Мерная ложечка дрогнула, и часть ссыпалась обратно. Весы указали верное количество, и я перешла к следующему компоненту.
— Корень звериной лилии.
Вот не думала, что возьмусь за нее хоть раз после выходки Пати Райнер. Рецептов, где ее используют, с десяток-другой наберется и травники, бывало, за всю жизнь ни одного не сделают. Что ж мне так везет-то? Крохотная частичка упала в чашку, и я сжала ладонь, боясь зацепить и рассыпать что-нибудь. Оборудование у целителя отменное, но работать в новом месте всегда тяжело, не говоря о сложности рецепта.
— Не усыпляй ее, — скомандовал Ошиль. — Пусть будет в сознании.
Девушка за спиной застонала громче, а я зашептала оставшиеся компоненты. Еще никто и никогда не пострадал и тем более не умер после моих снадобий. Негоже нарушать традицию. Не зря же столько времени потратила в аптекарской лавке.
Смешавшись в кружке, компоненты приобрели густой темно-зеленый цвет. Проведя нам ними ладонью, я ощутила жжение даже сквозь перчатку и подалась назад, чтобы не вдохнуть. Нужно было надеть повязку на лицо, иначе горькая пыль попадет в нос и буду чихать до утра.
Темноволосая девушка очнулась и невнятно забормотала, Жан быстро начал уговаривать лежать тихо и потерпеть. Ошиль строго велел не двигаться. Послышался шелест, что-то упало, затем девушка сдавленно вскрикнула.
Я изо всех сил старалась не сбиваться и не торопиться. Залила травы небольшим количеством воды, зажгла от свечи лучину и коснулась ею темно-зеленой жидкости. Та ярко вспыхнула, но я сделала пас ладонью, заставляя пламя уменьшиться, а потом принялась отсчитывать положенное время.
— Госпожа Сорель? — позвал Ошиль.
Я не пошевелилась, пока не дошла до положенного счета, потом резко накрыла чашку рукой. Появилась легкая, быстро проходящая слабость, которую тут же поборола.
Девушка на столе поняла, что с ней происходит: окровавленная одежда, целитель, сшивающий раны, свет, бьющий в глаза и боль, наверняка, смешавшаяся с жаром из-за яда. Холодный пот, выступивший на лбу у несчастной, и круглые от потрясения глаза говорили о смертельном ужасе. Она попыталась отодвинуться, когда я приблизилась с кружкой. Но Жан, удержал за плечи.
— Тише, не бойтесь. Знаете меня?
Девушка судорожно кивнула. Ее лицо показалось знакомым. Возможно, встречались в таверне.
— Это лекарство. Нужно выпить. Прямо сейчас.
Несмотря на только что погасший огонь, противоядие ощущалось холодным. Они всегда такие, если приготовлены правильно. Наставницы говорили: не всем дано сразу понимать — дать снадобье пациенту или вылить от греха подальше.
Сделав глоток, девушка поморщилась, хотела оттолкнуть чашку, но я не позволила.
— Нужно пить все.
— Пейте сейчас же, — повысил голос Ошиль, накладывающий повязку на раны.
По щекам девушки покатились слезы. Вкус у противоядия просто отвратительный. Какое-то время после будет жечь губы и язык, в горле до завтра застрянет противная горечь, а наутро может подташнивать. Я знала потому, что на испытании в школе пила похожее, с теми же компонентами. Наставницы нарочно выбирали рецепты, страдания от которых проходят не сразу.
Наконец чашка опустела, Жан дождался, пока девушка проглотит лекарство и только потом позволил лечь.
— Спасибо, — Ошиль кивнул помощнику и обратился ко мне: — Без вашей помощи пришлось бы тяжело. Последний раз я готовил это противоядие лет двадцать назад, и, признаться честно, нечетко помню рецепт.
— Я делала его впервые.
— Вот как? — хмыкнул Ошиль. — Что ж, поздравляю — все удалось.
Реджис, до этого наблюдавший в стороне, подошел взглянуть на лежащую с закрытыми глазами девушку.
— Вы ее знаете?
— Видел несколько раз, — Ошиль принялся мыть руки, пока Жан убирал инструменты. — Работала в портновской лавке, как-то приносила моей жене готовое платье. Дайте ей несколько минут, мастер дознаватель, сама расскажет. Лекарство вначале слегка туманит разум. Верно говорю, госпожа Сорель?
— Так и есть, — проговорила я и отошла под видом необходимости снять перчатки.
— Жан поможет ей перебраться в более удобное место, а мы дадим прийти в себя. Не хотите пока выпить чаю в соседней комнате и перекинуться парой слов?
Реджис согласился, а я предпочла остаться и помочь пострадавшей девушке, за что Жан, судя по взгляду, оказался благодарен.
Пострадавшая девушка пришла в себя примерно через четверть часа. Господин Ошиль не позволил до той поры давать какие-нибудь лекарства или применять магию. Яд, по его словам, успел проникнуть слишком глубоко и излечению может навредить что угодно. Если б не мое снадобье, с несчастной бы вначале случились судороги, затем онемение и, наконец, смерть в полубессознательном состоянии.
Жан перенес девушку на кровать в соседней комнате, имевшуюся на случай появления таких вот неожиданных пациентов. Трижды приходил послушать пульс, проверить дыхание. Потом принес кое-какую одежду и попросил помочь, когда очнется.
Оставаться у кровати больного было не впервой. В городских лечебницах в страдающих людей хватало с избытком. Целителей и их помощников часто не хватало, а травники могли выполнять лишь малую часть положенной работы, да и надолго не задерживались. Не знаю, сколько пациентов бывало у Ошиля, но, по сравнению, со столичной практикой, ему жилось гораздо спокойнее.
Открыв глаза, девушка попросила воды, помощи с переодеванием и несколько минут, чтобы освоиться. Она назвалась Клоди Рейни, рассказала, что работает в лавке госпожи Корин — портнихи, которая недавно обозвала Ламара Бенуа выскочкой и бездарем, за что тот ее люто возненавидел. Целый вечер они с
